Голубые капитаны
Шрифт:
— Я тоже так думал… было дело, сняли с летной работы сразу двоих. А тут тревожный дуплет: в море сейнер обледенел, в тундре олени из-под корки льда корм добыть не могут. Пилотов не хватило. Тех, которые могли в такую погоду летать. Самых опытных из управления подключили. Инспекторов. Я полетел…
— Ну и как?
— А так: обледенел и упал с тюками сухого ягеля на шестидесятом километре от аэродрома. А ведь не один полет сделать надо было… Отколол я лед с антенн и посоветовал своему начальству по рации тех двоих попросить, хоть на колени встать, а убедить подключиться к выполнению задания.
— Согласились вернуться?
— Пятьдесят два полета за трое суток сделали, почти без отдыха и без единой вынужденной посадки. Опыт, Владимир Максимович. А вы говорите, незаменимых нет. Все зависит от ситуации.
— Так это горюновцев «дикими» зовут?
— Приклеили ярлык те, кто завидует их славе и заработкам. От одного из моих инспекторов пошло… Есть в ОСА командир звена Батурин Николай Петрович. Интересная личность. На таких, как он, опирайтесь…
Затрещал телефон. Воеводин взял трубку.
Слушая разговор, Донсков понял: разрешили вылет. Заглянул в окно — погодка оставляла желать лучшего.
— По коням, Иван Иванович?
— Да, поторопимся!
Вертолет, повернутый носом на юго-восток, шел низко над землей, оставляя за собой редкие поселки, энергетические узлы воспетых ЛЭП-500, рудники с нитками одноколейных дорог.
Он летел и нес нового замполита туда, где редкие, почти незаметные для глаза тропы пунктирили горную тундру и исчезали в лесах. Потом голь. Мелькнул черным конусочком шалаш пастуха, рассыпалось от гула плотное стадо оленей. В сиротливой, как островок, сосновой рощице увидел Донсков медведя-шатуна. А может быть, показалось. И снова… целинная тундра.
В грузовой кабине кроме Донскова с Воеводиным сидела девушка, Наташа Луговая, — их познакомили на аэродроме перед вылетом, — да из люка пилотской кабины торчали, опираясь на дюралевую лесенку, ноги бортмеханика в огромных желтых ботинках. Луговая, как и Донсков, добиралась к новому месту работы в Нме. Даже в теплой меховой куртке Луговая выглядела худенькой; ноги тонкие, но красивые, будто точеные.
— Как переводится слово Нме? — прокричал на ухо Воеводину Донсков. Тот, тоже преодолевая грохот мотора и визг трансмиссии, ответил:
— Не знаю. Шутят так: «Место, неизвестное для нормальных людей». Городок на карте не обозначен. На полетных ставим просто точку.
Примерно за полчаса до посадки неожиданно взъярился ветер, стал нещадно бить вертолет. Левый борт в мгновение залип фарфоровым льдом.
— Обычная шутка полярного неба! — прокричал Воеводин и задымил очередной «Примой».
Наташа Луговая, поморщившись, отодвинулась от него к самому хвосту.
Вертолет стал крупно подрагивать, усилился рев двигателя.
— Не разумнее ли прекратить полет? — спросил Донсков, чувствуя, что машина потяжелела ото льда.
Воеводин тронул бортмеханика за ногу. Тот спустился с лесенки. Они о чем-то переговорили, по очереди подставляя ухо друг другу.
— Дотянем! — плюхнувшись на сиденье, прокричал Воеводин. — Осталось немного, а в Нме бьет колокол.
Донсков не понял смысла последних слов, но расспрашивать не стал, больно уж сильно трясло, гудело и гремело в кабине.
«Погремушка!» — вспомнился телефонный диалог с командиром вертолета.
Последние километры летели будто на вибростенде. Землю закрыла сизая метель. Наконец под вертолетом неярко обозначился аэродром — большой темный квадрат, разделенный пополам серой взлетной полосой. С северной части летного поля к бетонке рулил большой самолет с огненно-красными крыльями. На южной — в беспорядке, носами в разные стороны, прижались к земле вертолеты разных типов. Несколько деревянных и кирпичных домов серыми брусочками лежали на восточной окраине поля. А дальше, в сосновом бору, угадывался жилой поселок с церковью посередине. Вот и — Нме.
Вертолет пересек посадочную полосу, осторожно проплыл над вращающейся антенной радиолокатора и опустился на стоянку.
Донскова никто не встретил. Воеводин помог ему и Луговой вытащить из кабины тяжелые чемоданы и торопливо ушел. Командир вертолета, второй пилот и бортмеханик побежали к городку, не сказав новому замполиту ни слова.
Донсков с Луговой стояли в недоумении. Гостеприимство в Нме явно отсутствовало, хотя на аэродроме было много людей.
— Что будем делать?
Луговая состроила гримасу, пожала плечами. И Донсков направился к одной из наиболее шумных групп авиамехаников. Подошел, закурил «в рукав». Не ввязываясь в разговор, узнал: в городке тревога. Какое-то судно «тоскует», просит помощи. Через несколько минут услышал протяжные звуки колокола. Невольно насторожился. Откуда? Зачем?.. Пять ударов. Помолчав, колокол опять бухнул пять раз.
На бензовозе приехал бортмеханик, поставил мокрые чемоданы пассажиров в кабину к шоферу, сказал приветливо:
— А мы пешочком! Начальству сейчас некогда, оно извиняется, так что переночуете у меня. Жинка горячие пельмени для закусона уже готовит…
Колокол звонил в Нме не зря. Радиооператоры Спасательной услышали сигнал буксира «Крепкий»: «Хода не имею. Регулярную связь поддерживать не могу. Дрейфую на скалы острова Кильдин».
Над городком Нме поплыл колокольный звон. Сначала два громких размеренных удара, потом — звонкая тревожная чечетка. Два удара и — набат, будто град по певучей меди.