Голубые молнии

Кулешов Александр Петрович

— Ну, ты, полегче, ангелок, — проворчал Хворост. — А то…

Но в этот момент дверь в кабину летчиков открылась.

— Через пять минут. — сказал бортмеханик и оглядел десантников.

Началась обычная деловая суета. Проверяли друг у друга подвесные системы, хорошо ли закреплено оружие и снаряжение, застегивали шлемы.

Бортмеханик проследовал в грузовой отсек.

Самолет пошел на снижение.

В кабине стало темней. Ручьев в последний раз посмотрел в иллюминатор — кругом крутились белые облака. Такой низкой облачности при прыжках ему еще не приходилось видеть. Судя по движению

словно бы ватных, бешено крутящихся шаров, ветер тоже был куда сильнее обычного.

На мгновение сердца коснулся холодок — не отменят ли десантирование? Есть же нормы, инструкции. Вдруг нельзя?

Он с тревогой посмотрел на товарищей и прочел в их глазах ту же тревогу.

В этот момент резко и неожиданно загудела сирена, в грузовой отсек хлынул молочный, отраженный облаками свет: люк открылся.

Солдаты торопливо поднимались.

Снова заревела сирена, теперь прерывисто, требовательно; вдали засияла зеленая лампа.

И в то же мгновение одна за другой тяжелые машины со свистом исчезли в огромном проеме люка. Десантники побежали вслед.

Через несколько секунд Ручьев уже нырял в мутно-белый омут, навстречу ветру, навстречу земле…

Когда облака остались выше и парашют плавно понес его вниз, он наконец огляделся.

Под ним простиралось поле, вернее, большая, окаймленная лесами поляна. Она поросла кустарником, на ней зияли ямы, словно заросшие травой воронки, во всю длину тянулся овраг.

Не лучшее место для приземления. К тому же прерывистый сильный ветер дул. не переставая.

Ручьев управлял стропами, скользил, стремясь повернуться спиной к ветру, найти на этом изрытом ямами поле ровную площадку.

Еще десять секунд, пять, и наконец он опустился на твердую, пахнущую сырой травой землю.

Что ждало его на этой земле?

Глава XXII

Крутов отодвинул пустую, далеко не первую рюмку, заковырял в тарелке. Отбросил вилку.

Пустым взглядом он продолжал смотреть на улицу. Он прилетел утром, а его помощники должны были прибыть позже — один поездом, другой машиной.

…На этот раз задание было исключительно серьезное, и выполнить его надлежало не агенту-марионетке, а Крутову самому, лично. Без дураков.

…В тот же день тайным и далеко не надежным путем, с помощью «друзей» предстояло перейти границу Германской Демократической Республики. Это уже задачка! Пограничники не дремлют, риск огромный.

И все же дальше будет еще трудней! Если б речь шла о простой диверсии — поезд пустить под откос, куда-нибудь бомбу подложить — еще ладно. Но то, что предстояло совершить Крутову и его помощникам, не было простой диверсией.

Нужно было посеять недоверие между двумя братскими странами, показав, якобы, отношение местного населения к Советской армии и, одновременно, ослабить ее боеспособность, выведя из строя лучших из лучших — командиров армейских частей.

Здесь требовалась ювелирная работа. Недаром выбор пал на него, крупнейшего мастера черных дел. Во-первых, район учений — это не курортный городок,

там не очень-то разгуляешься по улицам с бомбами и пистолетами в руках: во-вторых, следовало обнаружить именно советские части, проследить за их маршрутами, переездами, выбрать подходящий поезд — уже не просто риск, а риск смертельный. Но и это было лишь подготовительной частью; оставался пустяк — пустить поезд под откос…

Да, размышлял Крутов, если все удастся, то обещанные (немалые, спору нет) деньги послужат не такой уж большой наградой.

Эх, отказаться следовало, отказаться…

Отказаться! Крутов некоторое время поиграл с этой мыслью, как кошка с мышкой. Как будто он мог отказаться! Как будто он не знал, что каждое предложение с неизменной оговоркой «учти, дело добровольное» — приказ, который нельзя не исполнить. Попробовал бы! Уж он-то хорошо знал, чем кончались такие отказы. Он ведь не пешка, сам приказывал и сам что-то там говорил про «добровольность». Дело не в этом. Дело в другом: как выполнить задание с минимальным риском?

Кое-что Крутов придумал. Изучил карты, расписание поездов, отчеты газет об учениях. Сверил, сопоставил — помог долгий, многолетний опыт. И решил.

Есть там, недалеко от станции Кингбаум, большой железнодорожный мост, единственный во всем районе. Наверняка возле него какие-то события разыграются: он еще не читал вечерних газет, может, уже и сообщения есть. Надо добраться до этой проклятой станции. И где-нибудь притаиться, поближе к полотну. Там густые леса, ночи еще темные…

Кингбаум почти за границей района учений — меньше войск, меньше бдительности. Надо дождаться подходящего поезда. Рано или поздно какое-нибудь начальство да поедет. Может, дрезина, или вагон, или спецсостав. Словом, там видно будет.

…В полночь добрались до окраинного дома, в десятке метров шла пограничная полоса. Переправлялись долго, трудно, подземный ход был темным, низким. Ползли на четвереньках, стукаясь головой о доски, натирая колени. Пахло сырой землей, плесенью. Ходом давно не пользовались. По ту сторону границы их никто не ждал; те, кто когда-то обеспечивали встречу, ныне отдыхали за решеткой. Спасибо еще, что про ход ничего не рассказали, А может, рассказали? Первым полз Черный (своих помощников Крутов называл Черным и Белым, по цвету волос). За ним Крутов. Замыкал шествие Белый, тащивший на буксир тяжелый мешок. Долго, затаившись, сидели у выхода, сквозь кучи прелых листьев, сухих полусгнивших ветвей кустарника наблюдали, прислушивались, нет ли засады. С похолодевшим сердцем выбирались, перебегали от дерева к дереву, от куста к кусту. Спотыкались в темноте, лежали, прислушиваясь к бешеным ударам в груди, вставали, бежала дальше…

Наконец успокоились. Кажется, обошлось. Вытерли пот, распаковали мешок, вынули ружья. А мешок закопали в кустах.

Теперь по лесу брели трое охотников, с двустволками в руках, с сумками, патронташами, рюкзаками.

Они могли предъявить почти настоящие охотничьи билеты и разрешения, вполне приличные для поверхностной проверки документы. Для полноты картины не хватало только собаки…

Карта, компас, бинокль. Что же, в арсенале охотника это, в общем-то, объяснимые вещи.

Сезон охоты в разгаре, таких, как они, тут десятки.