Голубые молнии
Шрифт:
Главные силы роты заняли позиции в лесных массивах перед полем, за которым шел район обороны полка.
Именно там, на высоком, слегка раскачивающемся дереве, оборудовал свой НП старший лейтенант Копылов. Десантники перекинули по деревьям мостики, натянули веревочные лестницы, провели провода. Они ходили по этим шатким дорогам, словно по ровному полю, бесшумно и ловко.
Рядом с Копыловым стоял его посредник, подполковник Сергеев. Неторопливый, спокойный, казалось, даже вялый. Но от его острого взгляда не укрывалась ни одна мелочь. Он умел мгновенно, с удивлявшей его подчиненных быстротой, замечать, оценивать предмет или явление и тут же выдавать единственно правильное решение. «Не человек — электронная машина!» — острили по его адресу.
— Сформулируйте вашу задачу, — приказал он Копылову.
— С помощью высланных дозоров осуществляю наблюдение за наступающим противником. Задача дозоров — своевременное его обнаружение.
— Ну, а весь этот обезьяний городок к чему раскинули?
— Противник будет двигаться по шоссе и полю, больше негде. С НП роты, предупрежденный дозорами, я поведу наблюдение на большое расстояние.
— И что это даст?
— Противник при подходе к реке начнет перестраиваться для атаки как раз в зоне моего наблюдения. Это даст возможность установить его силу, определить направление главного удара.
— А вы не думаете, что противник откроет по лесу огонь с дальней дистанции?
— Если не заметит нас, не думаю. Ему нет смысла обнаруживать себя раньше времени.
Сергеев помолчал.
— Рассчитываете, что не заметит? — спросил он после паузы.
— Рассчитываю, — сказал Копылов и посмотрел на подполковника.
— Проверьте, проверьте людей, маскировку. Проверьте, — проворчал Сергеев и повернулся в другую сторону.
Копылов с заместителями и командирами выводов уже двадцать раз обегал и осмотрел свой участок. Ему казалось, что все в порядке.
Но, когда в очередной раз он вернулся, запыхавшийся, на НП, Сергеев неодобрительно покачал головой.
— Все в порядке? — поинтересовался он как бы между прочим.
— Все в порядке, — ответил Копылов. Однако, поглядев на подполковника, начал испытывать беспокойство.
Тогда Сергеев сказал:
— Вон то дерево, там есть наблюдатель. Так? Я ведь не ходил туда, а вижу.
Копылов был поражен. Он считал, что и в пяти метрах невозможно разглядеть укрывшегося в густой листве, хорошо замаскированного разведчика.
— Товарищ подполковник, как вы его разглядели?
— Конфигурация дерева. — помолчав, ответил Сергеев, — понятно? Не очень? Логично объяснить действительно трудновато. Понимаете, каждое дерево имеет свою естественную конфигурацию, очертание, что ли. Никаких правил здесь, конечно, нет. Нарушение этих очертаний можно заметить при большом опыте, острой наблюдательности. Извините, это звучит нескромно. Но нет оснований полагать, что у противника таких людей, как я, не найдется. Ваш разведчик великолепно замаскировался, но он да и второй стоят на ветке. Посмотрите внимательно — видите, ветка немного опустилась, оставила в контуре дерева, в его кроне небольшую пустоту, промежуток такой. Для меня этого, например, достаточно, чтоб я обратил внимание. А у «южных» глазастые найдутся, не беспокойтесь. Ясно?
— Ясно, — медленно ответил Копылов и взялся за телефонную трубку.
— Погодите. — остановил его Сергеев. — Еще одно. Вы отходили, я видел, километра на два, присматривались к маскировке. Ничего не заметили?
— Вроде нет.
— «Вроде»… бинокли не блестят?
— Нет, — горячо заговорил Копылов. — это я первым долгом проверял.
— Ну так вот, спорить не стану. Но километр-два — одно дело, а двадцать — другое. Противник начнет наблюдение издалека, и то, что вам показалось скрытным, он вполне может увидеть. Запросите-ка дозор, ну, хоть второе отделение, пусть посмотрят. Мне сдается, что ваш наблюдатель, во-он тот, далеко высунулся. Скажите, пусть поводит биноклем, а Сосновский — там ведь Сосновский? — проверит.
Копылов спустился к радистам. Через несколько минут он вернулся.
— Ну? — спросил Сергеев.
— Как всегда, вы правы, товарищ гвардии подполковник. — доложил Копылов. — Сосновский заметил «какой-то движущийся блик» в ветвях. Исправлено.
— В общем-то, это все не мое дело. — рассуждал, ни к кому не обращаясь. Сергеев. — Я — кто? Посредник. Мое дело смотаться к «южным» и выяснить, увидели они что-нибудь или нет. Так что это я между прочим, — И, обращаясь к Копылову, заметил: — Суетитесь вы поначалу много. А потом, знаю, еще раз все проверите и исправите…
Но Копылов был недоволен собой. Он привык давать себе «справедливую, но строгую», как выражался Васнецов, оценку, Насчет «конфигурации» дерева это подполковник, пожалуй, загнул. Кроме него, никто бы ничего не приметил! А вот насчет бинокля — промашка. Надо было сразу дозорам дать задание: оглядывайтесь-ка, братцы, назад каждые два-три километра. Как, мол, все красиво выглядит? Или есть прореха?
Он вздохнул и снова, в который раз, отправился проверять, инструктировать, поправлять…
А тем временем Сосновский, Дойников, Щукин и Ручьев, лежа в кустах впереди своей машины, смотрели вдаль, туда, где еле видной чертой тянулся лес.
Чувство тревожного ожидания наполняло их.
Через несколько часов, а может быть, минут или секунд из леса появится противник. И тогда настанет время действовать, тогда между их «домом», районом, где укрепился десант, и наступающей лавиной останутся только три их машины. И все!
И надо будет оставаться как можно дольше, чтоб как можно больше узнать. А что потом? Их обнаружат и. возможно, уничтожат. Они знают это и все же не уйдут раньше положенного времени. Они совершенно забыли, что это учения. Они были в бою. Это как если смотришь очень талантливую пьесу или кинофильм. Ты живешь тем, что на сцене или экране. Ты не видишь плоского, белого прямоугольника или рампы, не думаешь о том, что после спектакля актеры на метро поедут домой, не чувствуешь, что деревья из папье-маше, а снег из бумаги. Перед тобой идут бои или строятся города, люди любят, страдают или радуются; они живут на плоском экране полнокровной жизнью, а ты живешь вместе с ними. Вздохнешь, расхохочешься, возмутишься, а то, чего греха таить, и смахнешь слезу.
Здесь тоже был бой, они жили им и в нем.
И вот сейчас с бьющимся сердцем ждали.
Война для солдата прежде всего бесконечные ожидания…
Ручьев лежал на спине, жуя горькую травинку, устремив взгляд в синее небо, где две какие-то неутомимые, стремительные птички чертили сложные, непонятные для человека, но важные для них, птичек, узоры.
То и дело доносился сверху их взволнованный птичий разговор.
И вдруг почему-то Ручьев вспомнил осеннюю ненастную ночь в военном городке. Ежась от холодного дождя и пронизывающего, порывистого ветра, солдаты торопливо забирались в грузовик: выезжали на контрольные стрельбы.