Голубые шинели
Шрифт:
Я понимал, что мать имеет в виду — ей хотелось понять, с кем я сейчас — есть ли у меня девушка или… есть ли у меня парень. Короче, ей, как и всегда, нужна была ясность, просто правда. Она готова была принять ее любую.
— Как тебе сказать, мать, я и сам не знаю — на каком я свете. Уже больше года прошло как погибла Элен. И за это время, не знаю, поверишь ли, у меня просто не было никого. Я на женщин смотреть не хочу — все они мне кажутся пустыми, каким-то бессмысленными. Не достойными ее. А к мужикам меня не тянет. Ну, короче,
— Что ж, сыночка. Время все рассудит. Все расставит по местам. Чему быть — того не миновать.
— А знаешь, мать, — вдруг спохватился я, — я ведь и весточку тебе уже подать не смогу — не имею права. Мне и сейчас приезжать нельзя было. Но я не мог.
— Не мог — что? — хитро переспорила она.
— Не мог не приехать. Ты имей в виду, есть у меня друг, Володя. Так вот если что тебе надо — звони ему. Я тебе его телефон оставлю. И через него тебе деньги буду передавать.
— Да что ты все о деньгах, — обиделась мать, — я ж и так самая богатая.
Мы снова замолчали, просто сидели на крылечке плечом к плечу.
— Мам, может, я пройдусь по деревне-то? — спросил я.
Мне самому было это удивительно, что я, суперагент Интерпола, охотник Лео, у кого-то спрашиваю разрешения прогуляться.
— Ну, пройдись, что ли, — улыбнувшись, сказал мать, — а может не стоит?
Она, конечно же, была права. Я не имел права на прошлое. Но мне хотелось узнать, что стряслось с Петькой, моим корешем. И как там Нинка, первая моя зазноба.
— Эй, соседка, — вдруг раздался голос из-за калитки, — говорят, у тебя гости?
Мать вопросительно посмотрела на меня:
— Это ведь Петька, сынок, что делать-то?
— А что тут делать, мать, зови! — и я весело зашагал к калитке.
Петька бросился ко мне навстречу, обхватив меня за плечи. Так, обнявшись, мы стояли наверное минуты две.
— Ну, дай-ка посмотрю на тебя. — оторвался наконец от меня он, — вон ты какой стал, просто как из кинофильма, костюмчик на тебе — фу-ты, ну-ты, одеколонище какой-то, «Шипр», что ли? — пошутил он.
— Вот ты дурак, Петька, — раздался из-за спины девичий голос, — это, небось, французский. Теперь «Шипр» только алкоголики пьют, если достанут.
— Да глохни ты, — отмахнулся Петька.
— Кого это ты затыкаешь? — удивился я, — дай-ка глянуть, жена, что ли?
За спиной у Петьки стояла красивая рослая девушка, настоящая деревенская девчонка, с огромными, цвета неба, глазами в опушке длинных густых ресниц. Русая коса, толстая и сильная, свисала ниже половины спины. И вся она была какая-то задорно-радостная, веселая, свежая, и такой она показалась мне красивой, что я не мог отвести глаз. Она тоже смотрела на меня, не отрываясь, обмахиваясь какой-то ромашкой.
— Ну, знакомь с женой-то, — спохватившись, повторил я Петьке.
— Да какая жена, — отмахнулся он, — сеструха моя, Глашка, неужели не помнишь?
— Сестра? — удивился я, — это та, сопливая малая, которая вечно увязывалась за тобой?
— Ага, — улыбаясь, ответила малая, — это та, сопливая.
Я чувствовал, что мать смотрит на меня и улыбается — я всегда чувствовал все взгляды, обращенные на меня, ведь не зря же меня позвали охотником. И еще Петька смотрел на меня — это я тоже чувствовал, но видел я только ее, Глашу, только ее бездонные, как небо, глаза — и не мог от них оторваться…
Когда я улетал, в аэропорту меня провожали Володя и Станислав.
Я только что их познакомил и чувствовал, что оба мужика глянулись друг другу. И мне это было приятно.
— Ну, мужики, бывайте, — говорил я им, пожимая по очереди руку каждого.
— Да, Тимоша, звони, не забывай, — ответил Станислав.
И я удивленно замер:
— Как ты меня назвал?
— Ну ты даешь, парень. Я же тебе сказал, что я уже скоро тридцать лет как сыщик. Нешто ты думаешь, я не раскопал — кто ты и откуда?
Я тревожно глянул на Володю:
— Что ты думаешь? — спросил я его.
— А что тут думать — мужик вроде надежный. Он же не продал тебя, — сказал Володя, но в тоне его чувствовалась половинчатость.
— Так, — протянул я, — похоже на заговор.
— Да, Тимоша, — ответил Владимир, — такой вот маленький у нас междусобойчик получился. Ты уж прости разведчиков. Но мы с твоим Станиславом одно училище кончали. Так что не обессудь…
— Ну вы артисты! — изумился я, — так ты, что ж, Володька, выходит, знал, что я приезжаю?
— Ну… — замялся Володя.
— Понятно. А теперь говорите, что вам надо от меня? — резко прервал я эти дурацкие выяснения.
Мужики переглянулись.
— Понимаешь, Тимоша, родина была бы тебе очень признательна, если бы ты вернул ей коды, которые, возможно, находятся в золотом портсигаре, — прямо глядя мне в глаза проговорил Станислав.
— Вот оно что. И тогда уже никто не вспомнит дезертира Тимошку?
— Ты правильно понял, сынок.
Я задумался — меня вербовали мои же друзья. Вербовали работать на бывшую Родину. А впрочем, когда это она стала бывшей? Я вспомнил Глашины глаза. Нет, родина у человека только одна, даже если этому человеку пришлось пройти огонь, воду и медные трубы. И кроме того, мне бы действительно хотелось без опаски ступать по этой земле, здесь у меня осталось нечто очень мне дорогое.
— Ну, а если у меня не окажется никаких кодов?
— На нет и суда нет, — ответил Володя, — мы надеемся, что сможем еще поработать вместе? Ведь так?
Я усмехнулся: нашли кого вербовать.
— Так, так, шпионы, — засмеялся я и, в последний раз обняв их, ушел на посадку.
Я знал что еще обязательно вернусь.