Это — город Ташкент, перекресток далекой разлуки.Путь к тебе на восток, мой маршрут убегает на запад.Над забитым вокзалом — зимний ветер дорожной разрухиТеребит, будто флюгер, прокисший, зачумленный запах.Оттолкнувшись звонками от сыпнотифозных плакатов,Поезд бросился в ночь, кукарекнув простуженным горлом.Кто мне может помочь разобраться: это поезд ли мчится на запад,Или мир на восток вместе с сердцем моим непокорным?Непокорное сердце мое! Весть из дому, как дар, ожидая,Мы сквозь битвы пройдем, завоюем
любые твердыни,Мы пройдем сквозь разлуку, любую беду побеждая,Чтоб вернуться к тебе, дорогая моя, невредимым.Это будет в Ташкенте, в Москве иль на занятых землях немечьих…Я не знаю еще ни минуты, ни часа, ни года.Только это свершится на улице Радостной встречи,На проспекте Победы, у площади Счастья народов.
23/I–1942
«Мы жили странными порядками…»
Мы жили странными порядками,Но все же, все же — хорошо!Гордились девичьей прядкою,Искали рифму к «Равашоль».Все наши песенки под окнами,Все нарушенья тишины,—Все это было перечеркнутоОдним движением войны.Любимая, пойми тоску мою:Не страх погибели в бою,Пойми, о смерти я не думаюИ, если хочешь, не боюсь.Я болен грустью, как экземою, —Ведь если даже не умрешь, —Ни песен наших, ни друзей моих,Ни молодости не вернешь.
30/I–1942
«Обыденный день превращается в вечер…»
Обыденный день превращается в вечер.Скамейки еще не успели остыть.А в парке уже начинается вечеДрузей моих — умных, веселых, простых.Но ветер и лбы, и скамейки остудит,Обыденный вечер — обычная ночь…Но встал человек в старомодном костюме,Рукою взмахнул — и обыденность прочь.Оркестр, в грозу превращающий будни,С раскатами грома мешающий медь!..Неужели, ребята, мы больше не будем,Как летние ливни, в аллеях шуметь?Идут легионы на запад без страха,Мне этого мало, мне надо скорей,Чтоб снова взмахнул своей палочкой РахлинВ затихшем саду на высокой горе.
15/II–1942
«Смиренно дождавшись, чтоб стаял лед…»
Смиренно дождавшись, чтоб стаял лед,Зиму проспав, как медведь в берлоге,Весною на задние лапы встаетСамая подлая биология.И сердце, припомнив интимный покой,Томит соловьем и кукует кукушкой…Война ведь не только холодный окоп,Не только патроны, снаряды и пушки.Есть у войны и другое лицо —Страшней, чем гримаса ограбленных дочиста,Война — это хриплая ругань бойцовИ жуткое женское одиночество.Нам враг своей кровью заплатит за кровь,Своею разрухой за нашу разруху,И взорванным кровом — за взорванный кров…Но чем он заплатит за нашу разлуку?..
14/III–1942
На рождение дочери
Я не знаю, как писать об этом, —Маленькая девочка пришла.И, дыханьем радости согреты,Рушатся и мысли, и дела.Ей, конечно же, еще неведомДавний и нехитрый мой расчет,Что она назначена полпредомДаже до рождения еще.Ей дано, как маяку в туманеОкеана одиноких дней,Сделать каждую улыбку мамеПостоянной нотою моей.
20/III–1942
«Не нужно слов. Слова бывают лживы…»
Не нужно слов. Слова бывают лживы.Не нужно клятв, произнесенных вслух.Но если мы с тобою будем живы —Поверит мир в предназначенье двух.Наверно, мы смешны, как могикане.Пришла война, мгновенно разваливНе слишком прочно пригнанные камниИ верности, и чести, и любви.Погас в сердцах последний чистый лучик,Возлюбленных
забыты имена.И таинству совокупленья учитЧужих невест приезжий лейтенант.Но мы с тобой… К чему пустые речи?Не нужно клятв, произнесенных вслух.И если суждено свершиться встрече —Поверит мир в предназначенье двух.
30/III–1942
«Солнце ударило шапкою оземь…»
Солнце ударило шапкою оземьИ притаилось в загадочной позе,Будто подруга плясать приглашает.Темень нелепая, темень ночная.Тьма на рассвете обрушится боем…Спляшем, любимая буря, с тобою!
4/V–1942
Наброски к поэме
Вступление
Мы любим Родины простор:Покой ее станиц,Несмелый облик деревень,Водоворот столиц.Мы любим Родину, как жизнь,Но нет греха и в том,Что дом, в котором родились,Любимый самый дом.Что мир, где отроком грустилИ юношей мечтал,Милее разных ПалестинИ прочим не чета.Мой город в синеве аллейСпокоен и высок.Косые листья тополей —Как в седине висок.Не молод город мой, но онМилей мне всех других…Ему да будет посвященМой неумелый стих.
22/IV–1942
К главе «Город»
Лежат дороги, как кресты,С дерев спадает позолота,И гложет неизбывный стыд,Томит щемящая забота:Бросая город свой в беде,Ты как изгнанием наказан,Не оправдание тебе,Что ты уходишь по приказу.Смотри: закат на куполах,Как на высоком пьедестале.Зачем же вышел ты на шлях?Зачем же город свой оставил?«Чего ты требуешь, мой стыд?Приказу этому покорный,Взрывать днепровские мостыУже шагает взвод саперный.Чего трубишь ты, мой горнист?Ведь враг жесток, а мир — огромен».А стыд ответил:«Возвратись!Умри у стен родного дома».И я назад сомнений грузПонес, расспрашивая встречных.Один ответил — город пуст,Другой — в сомненье поднял плечи.А третий посмотрел в глаза,Как брат — тревожно и устало,И хриплым голосом сказал,Что войск, конечно, не осталось,Что город взят врагом в кольцо,Что взрывы город окружили,И что безумных храбрецовОстались кое-где дружины.Лежал на куполах закат,Как позабытое оружье.Я другу посмотрел в глазаИ предложил: «Вернемся, друже!»И мы пошли. Был вечер тих,Как тень на фоне дымных кружев…Я друга встретил на пути,Но кратки сроки этой дружбы.Закат стал заревом простым,С другими слившись постепенно.Саперы рушили мостыВ седые воды Борисфена.
24/XI–1941
«Есть песня старая и злая…»
Есть песня старая и злая«Как поздно встретились с тобой».Любимая! Тебя узнал яВ глухой сумятице перед бедой.А ты росла вполне счастливой,Училася в десятом классе.Ну как, скажите мне, смогли б ВыОт ста других отличить Асю?О, негатив эпохи нашей!Среди проявленных грозоюВ Орле нашлась такая Маша,В Москве нашлась такая Зоя.Согреты Родины заветом,Просветлены решеньем лица.Нельзя такую не заметить,Нельзя в такую не влюбиться.Мы поздно встретилися, Ася,Но, может, раньше и не надо —Ведь битва только началася,А мы уже с тобою рядом!