Голые среди волков
Шрифт:
– Успокойтесь! Не перестреляйте друг друга!
– В кого же вы хотите стрелять? – спросил Швааль почти весело.
– Во всех, всех, всех! – с пеной у рта заорал Клуттиг и забегал по кабинету. Затем он в отчаянии снова плюхнулся на диван и провел рукой по своим редким белесым волосам.
– Время для геройства, пожалуй, прошло, – саркастически заметил Швааль.
На другое утро Клуттигу волей-неволей пришлось передать приказ начальника лагеря Райнеботу. Он сидел с едва достигшим двадцатипятилетнего возраста гауптшарфюрером в его кабинете, который помещался в одном из крыльев здания при входе в лагерь. Райнебот, холеный,
Небрежно откинувшись на стуле и упершись коленями в край стола, он выслушал приказ.
– Санитарная команда? Изумительная мысль! – Он цинично скривил губы. – Кто-то, по-видимому, испугался черного человека? [5]
Клуттиг, ничего не ответив, подошел к радиоприемнику. Широко расставив ноги и подбоченясь, он стоял перед ящиком, из которого звучал голос диктора, передававшего последние известия:
– …после усиленной артиллерийской подготовки вчера вечером разгорелась битва за Нижний Рейн. Гарнизон города Майнца был отведен на правый берег реки…
5
«Черный человек» – старинная немецкая детская игра, похожая на салочки. Игрок, назначенный «черным человеком», задает вопрос «кто боится черного человека?» и пытается осалить остальных игроков. – Прим. перев.
Райнебот некоторое время смотрел на помощника начальника лагеря. Он знал, что происходит в душе Клуттига, и скрывал собственный страх перед надвигавшейся опасностью под маской плохо разыгрываемого презрения.
– Пора тебе засесть за английский язык, – сказал он, и его наглая улыбка застыла жесткой складкой в углах рта.
Клуттиг не обратил внимания на насмешку.
– Они или мы! – злобно проворчал он.
– Мы! – ответил Райнебот, изящным жестом швырнув на стол линейку, и поднялся.
Они смотрели друг на друга и молчали, скрывая свои мысли. Клуттиг вдруг взъярился:
– Если нам придется уйти… – Он сжал кулаки и процедил сквозь зубы: – Я ни одной мыши не оставлю тут в живых!
Райнебот это уже слышал. Он знал цену Клуттигу: много шуму, мало толку.
– Как бы ты не опоздал, господин гауптштурмфюрер! – с язвительной усмешкой заметил он. – Наш дипломат уже выпускает мышей из ловушки…
– Растяпа! – Клуттиг потряс кулаком. – Почем мы знаем, может, эти сволочи уже установили тайную связь с американцами. Те пришлют несколько бомбардировщиков и за одну ночь вооружат весь лагерь. Как-никак это пятьдесят тысяч человек, – с дрожью в голосе добавил он.
Райнебот высокомерно отмахнулся:
– Это сплошь кретины. Два-три залпа с вышек – и…
– А если американцы сбросят парашютистов? Что тогда?
Райнебот пожал плечами.
– Тогда тарарам здесь окончится. – И он надменно усмехнулся. – А я пробьюсь в Испанию.
– Ты увертлив, как угорь, – презрительно фыркнул Клуттиг. – Речь идет не об одной твоей шкуре.
– Правильно! – холодно возразил Райнебот. – И о твоей тоже. – Он ухмыльнулся Клуттигу в лицо. – Плохи дела и у
Клуттиг плюхнулся на стул. Его злило, что Райнебот так хладнокровно говорит об их рухнувших честолюбивых планах. Вообще-то дело шло к концу! Теперь задача – обезопасить себя от тех, кто за колючей проволокой. Клуттиг разразился проклятиями по адресу начальника лагеря.
– Растяпа! Он отлично знает, что скоты в лагере организовались. Вместо того чтобы выловить десяток и перещелкать…
– Неизвестно, поймает ли он тех, кого надо, – заметил Райнебот, – а не то, дорогой мой, дело выйдет боком! Под первый выстрел надо настоящих, руководство, верхушку.
– Кремера! – быстро сказал Клуттиг.
– Это один, а кто другие?
Райнебот закурил. Сев на угол стола, он лениво покачивал ногой.
– Я возьму в оборот этого гада, – яростно прошипел Клуттиг, – и выжму его, как лимон.
Райнебот нагло расхохотался.
– Наивно, господин начальник, очень наивно. Во-первых, Кремер не станет болтать. Из него ты ни одного слова не вытянешь. Во-вторых, забрав Кремера, ты тем самым предупредишь остальных. – Он направился к микрофону. – Хорошенько присмотрись к парню, и тогда ты поймешь, что ни шиша от него не добьешься, – сказал он и включил микрофон: – Лагерный староста Кремер! К коменданту!
В тот момент, когда этот вызов прозвучал из всех громкоговорителей лагеря, Кремер находился на складе у Гефеля. Цвайлинга еще не было, и Кремер с Гефелем тихо разговаривали в углу у окна.
– Завтра уходит этап. Ты знаешь, что требуется, Андре.
Гефель молча кивнул.
Вторично прозвучал вызов:
– Лагерный староста Кремер! К коменданту! Да поживее!
Кремер, сердито засопев, уставился на громкоговоритель. Гефель сжал губы.
Клуттиг сидел, сгорбясь, на стуле. Райнебот потряс его за плечо.
– Возьми себя в руки! Иначе этот тип сразу увидит, что наша последняя победа засела у тебя в печенке.
Клуттиг послушно встал и оправил мундир.
Через несколько минут в комнату вошел Кремер. С одного взгляда он оценил ситуацию. Прислонясь к стене, стоял Клуттиг и подозрительно поглядывал на него. На стуле за письменным столом сидел, вернее, полулежал нахальный юнец.
– Есть кое-что новенькое для вас, слушайте внимательно.
Кремер хорошо знал этот небрежный, заносчивый тон. Райнебот неторопливо поднялся, засунул руки в карманы брюк и принялся расхаживать по комнате. Он решил сообщить о приказе начальника лагеря вскользь, как о чем-то несущественном.
Но как раз подчеркнутое равнодушие Райнебота и настороженные взгляды Клуттига, которые Кремер все время чувствовал на себе, подсказали ему, что речь идет о каком-то необычном деле.
– Шестнадцать заключенных, шестнадцать политических заключенных со стажем требуется выделить в санитарную команду, – сказал, грассируя, нахальный юнец. Говоря как бы в пространство и еще чуть равнодушнее, он пояснил, что санитарная команда при воздушных тревогах должна будет выходить за наружную цепь постов… У Кремера захватило дух, но он взял себя в руки и ничем не выдал мыслей, мелькнувших в его мозгу: шестнадцать надежных товарищей по ту сторону постов… Клуттиг, оттолкнувшись от стены, вдруг вырос перед Кремером и пролаял: