Голые среди волков
Шрифт:
– Гортензия!
Она испуганно села и долго не могла прийти в себя.
– Придумал! – торжествующе воскликнул Цвайлинг.
– Что такое?
Цвайлинг включил свет.
– Скорей! Вылезай!
– Ну чего тебе? – дрожа
Цвайлинг был уже у двери и повелительно рычал:
– Скорей же! Иди!
Сейчас это был гауптшарфюрер, и Гортензия боялась его. Она вылезла из теплой постели, надела поверх тонкой ночной сорочки халат и пошла за мужем в столовую, где тот принялся ворошить содержимое одного из ящиков буфета.
– Нужна бумага, для письма…
Гортензия оттолкнула мужа и стала рыться в ящике.
– На, держи! – Она подала ему старый пригласительный билет от Объединения женщин-нацисток, но Цвайлинг яростно швырнул его обратно в ящик.
– Ты спятила? – Он оглядел комнату. На стуле лежал сверток. Цвайлинг оторвал кусок обертки. – Это подойдет. – И, положив клочок бумаги на стол, он грубо скомандовал: – Карандаш, живо! Садись, будешь писать. – Войдя в раж, он нетерпеливо скреб щеку. – Ну, как же это…
– Я же не знаю, что ты хочешь, – буркнула Гортензия, усевшись с карандашом за стол.
– Пиши! – прикрикнул Цвайлинг, но, едва жена коснулась карандашом бумаги, удержал ее руку: – Погоди! Печатными буквами! Должно выглядеть
Гортензия с возмущением бросила карандаш.
– Ну, знаешь ли…
– Чепуха! Пиши! – Он опять почесал щеку и начал диктовать: – Капо Гефель и поляк Кропинский прячут на вещевом складе еврейского ребенка, а гауптшарфюрер Цвайлинг ничего об этом не знает.
Гортензия большими печатными буквами написала это на бумаге. Цвайлинг задумался. Нет, не то! Он оторвал от обертки еще клочок и сунул его жене.
– Гефель с вещевого склада и поляк Кропинский хотят насолить гауптшарфюреру Цвайлингу. Они спрятали на складе, в правом дальнем углу, еврейского ребенка. – Цвайлинг подошел к жене и заглянул через ее плечо: – Вот так, правильно. А теперь подпишись: заключенный с вещевого склада.
Выводя буквы, Гортензия спросила:
– Что ты сделаешь с запиской?
Цвайлинг с довольным видом потер руки:
– Подсуну Райнеботу.
– Ну и мошенник же ты! – презрительно сказала Гортензия.
Цвайлинг счел это за одобрение. Тугие груди Гортензии под ночной сорочкой дразнили его взгляд. Ухмыляясь, он заключил жену в крепкие объятия.
На другое утро Пиппиг сразу же после поверки примчался в лазарет. В перевязочной он застал Кёна.
Конец ознакомительного фрагмента.