Голые среди волков
Шрифт:
В канцелярии Гефель не стал распространяться об изменившейся ситуации. Ребенок останется на складе, все понемногу улаживается, объяснил он, многозначительно кивнув в сторону кабинета Цвайлинга.
– В лагере не болтайте о том, что у нас тут…
Конец фразы он заменил выразительным жестом. Этим все было сказано.
Один только Розе заворчал, ему это не понравилось. Пиппиг пришел как раз, когда заключенные ополчились на Розе и перешли к оскорблениям:
– Ах ты, слюнтяй! Паразит! Мусульманин! Только попробуй проболтаться
Пиппиг протиснулся сквозь толпу разъяренных заключенных.
– Что тебе сделал этот ребенок? – спросил он Розе, который, в отличие от остальных, сидел за столом и демонстративно работал.
Розе враждебно взглянул на Пиппига.
– Ничего он мне не сделал, – возразил он, – но когда это выйдет наружу…
Пиппиг непринужденно склонился над письменным столом Розе.
– Если это выйдет наружу, значит, один из нас проболтался…
– Ты что, на меня намекаешь? – возмутился Розе.
В ответ Пиппиг многозначительно ухмыльнулся.
Гефель не хотел, чтобы между этими двоими дошло до ссоры. Оттеснив Пиппига в сторону, он сказал примирительно:
– Да не бойся ты так, Аугуст, доверься нам.
Остальные не отступались:
– Если с нами слишком опасно, он может поискать себе другое место!
– Я не дам себя прогнать! – бурно запротестовал Розе.
На что некоторые из заключенных презрительно рассмеялись:
– Конечно, он рад, что нашел себе здесь тепленькое местечко.
– Я всего лишь выполняю свою работу! Ясно вам? – Розе привстал и ударил кулаком по столу.
Ссора становилась опасной.
– Никто тебя не прогоняет, – Гефель усадил Розе обратно на стул. – Спокойно, товарищи! Розе не доносчик.
– Зато слюнтяй, – продолжали издеваться они.
Жест Гефеля смягчил Розе. С мрачным видом он вернулся к работе. Только руки дрожали, когда он писал.
По окончании работы в блоке Гефель сидел в канцелярии за столом. Пиппига не было. Многие уже улеглись спать. Позади Гефеля, сгрудившись в кучку, несколько человек перешептывались.
У капо вещевого склада путались мысли, теснило грудь. Как все сложно! Он подпер голову руками и закрыл глаза. Бохову придется дать отчет, это ясно. Хватит ли у него мужества на это? Может, надо было спрятать ребенка и никому об этом не говорить? Ни Бохову, ни Кремеру? Унылые думы одолевали Гефеля. Но вот до его слуха долетел шепот.
У Оппенгейма американцы создали новое предмостное укрепление. Танки прорвались на восток! Их авангарды достигли Майна у Ганау и Ашаффенбурга. Восточнее Бонна маневренные бои. Гарнизон Кобленца отведен на восточный берег. В Бингене уличные бои.
Гефель прислушался. Вот они уже где! Как быстро!
«Ребенка просто надо спрятать…» – шептал ему внутренний голос. Он открыл глаза.
Действовал ли он хладнокровно и разумно? Он последовал велению сердца. Не устоял под напором чувств. Значит, сердце оказалось сильнее рассудка? И одновременно он задумался: а
Чувство – рассудок, рассудок – чувство…
Думы Гефеля скользили, как корабль без руля. Измученный, он придумывал себе тысячу оправданий. Что бы он сделал, если бы увидел в реке тонувшего ребенка? Конечно, не задумываясь, бросился бы в быстрину, и ничто не могло бы быть более естественным. Разве не чувствовал бы он то же гнетущее чувство вины, пройди он как трус мимо тонущего ребенка, заботясь лишь о собственной безопасности? То же чувство вины, которое испытывал перед ребенком, спрятанным в том углу, когда еще был готов выполнить приказ Бохова? Разве не появился бы из глубины и безмолвия перст, указующий на него?
Вот и всё! По сути, всё оказалось просто.
Гефель глубоко вздохнул и поднялся, готовый пойти к Кремеру, чтобы рассказать хотя бы ему.
В третьем бараке помещались «прикомандированные», то есть заключенные, работавшие в офицерской столовой кельнерами или на кухне, а также обслуживавшие эсэсовцев в качестве портных, сапожников, посыльных и уборщиков.
– Здорово, Карл!
Пиппиг подсел к работавшему в эсэсовской кухне Вундерлиху и хитро ему подмигнул. Вундерлих, зная, с кем имеет дело, поинтересовался:
– Чего тебе?
– Молока!
– Молока? – Вундерлих рассмеялся удивленно. – Зачем?
– Чтобы пить, балда!
– Тебе лично?
Пиппиг сделал вид, что обиделся.
– Я бы выпил пива, если бы оно было. – Он притянул Вундерлиха к себе и шепнул ему на ухо: – У нас ребенок.
– Что-о?
– Тс-с!
Пиппиг осторожно огляделся и, обняв за плечи Вундерлиха, шепотом посвятил его в тайну.
– Да, Карл, малышу нужно молоко. Вот такие у него ручки, вот такие ножки. Как бы кроха не скапутился… Так что, Карл, договорились – два стакана!
Вундерлих задумался.
– А как ты пронесешь молоко через ворота?
Значит, он согласен! Пиппиг просиял.
– Это уж моя забота.
– А если тебя накроют?
Пиппиг рассердился.
– Я – Пиппиг-цыпик, я не тужу и себя покажу!
Вундерлих засмеялся. Но задача была не из простых: как Пиппигу добраться до молока? Наконец решили: Пиппиг придумает какое-нибудь дельце с выходом за ворота, ну хотя бы понесет старую одежду в эсэсовскую швальню. Итак, молоко требовалось доставить в швальню.
Вундерлих оглянулся и кивком подозвал одного из посыльных.
– В чем дело? – спросил тот, подходя к столу.
– Послушай, завтра с утра зайдешь ко мне и отнесешь в швальню бутылку молока. Руди за ней придет.
Посыльный протянул Пиппигу руку.
– Здорово, Руди!
– Здорово, Альфред!
Для посыльного такое поручение было пустяком. Он мог свободно ходить по всей территории.
– Будет сделано! – сказал он без лишних вопросов, так как даже необычное дело всегда выполнялось как само собой разумеющееся.