Голые среди волков
Шрифт:
– Комендатура возложила на вас особую задачу. Выполняйте работу хорошо, чтобы не к чему было придраться. Ясно?
Еще как ясно!
Бертхольд сосал трубку, слушал Кремера, словно тот оратор, и одобрительно кивал.
– Я несу за вас ответственность, – продолжил Кремер, – и требую строжайшего повиновения, военной дисциплины и соблюдения полной секретности. Никого в лагере не касается то, что вам поручено, ясно? Выполняйте, что я сказал…
– А что вы сказали?
– То, что мне приказал писарь, – ответил Кремер, и Бертхольд удовлетворенно
Райнебот встретил их надменной ухмылкой. Он вышел из своего кабинета, остановился перед командой и с явным наслаждением стал натягивать перчатки из свиной кожи. Затем гарцующей походкой прошелся вдоль шеренги. Заключенные стояли навытяжку, ни один мускул не дрогнул на их лицах.
Усмешка Райнебота стала язвительной.
– Вы, конечно, отобрали лучших? – обратился он к Кремеру.
– Самых наилучших, господин комендант, так точно! – безбоязненно ответил Кремер.
И вопрос, и ответ прозвучали двусмысленно.
– Надеюсь, вы предупредили ваших товарищей, какие удовольствия ожидают лагерь, если хоть один из них вздумает улизнуть?
– Так точно, господин комендант! Заключенные получили от меня необходимые инструкции.
– Великолепно! – с той же двусмысленной интонацией произнес Райнебот. – Кто же у них главный?
– Я! – выступил вперед Кён.
– Ага! – Райнебот засунул большой палец за борт шинели и забарабанил пальцами. – Конечно, Кён! Что бы ни случилось, без него не обходится.
– Он старший санитар лазарета, – пояснил Кремер.
– Ага! – сказал опять Райнебот. – Вот, значит, как обстоит дело! – и кивком дал понять Кремеру, что тот ему больше не нужен.
Команда зашагала назад в лазарет.
Двое сидевших в углу вещевого склада не подозревали, что уже довольно долго их подслушивал Цвайлинг.
Он явился на склад неожиданно. Пиппиг, стоявший в проходе между мешками с одеждой и внимательно следивший за тем, что происходило в углу, не заметил эсэсовца. Но Цвайлинг, взглянув на Пиппига, сразу понял, что на складе что-то творится. Он тихонько подкрался сзади к Пиппигу и тягучим голосом спросил:
– На что это вы пялите глаза?
Мгновенно обернувшись, Пиппиг в страхе уставился на разинутый рот Цвайлинга. Гауптшарфюрер мрачно усмехнулся и сказал:
– Молчать, ни звука!
– Господин гауптшар…
– Молчать! – грозно зашипел тот, на цыпочках подошел к штабелям мешков и прислушался.
Гефель и Кропинский, покинув «тайник», заложили проход мешками и уже направились было к длинному столу, как вдруг лицом к лицу столкнулись с Цвайлингом. У Гефеля застыла кровь в жилах, заледенело сердце. Но он быстро овладел собой. Указав на несколько штабелей, он внешне спокойно сказал Кропинскому.
– А потом положишь мешки сюда.
Цвайлинг тоже принял равнодушный вид.
– Разбираете вещи?
– Так точно, гауптшарфюрер, чтобы не завелась моль.
Кропинский хладнокровно
Цвайлинг быстро подошел к Кропинскому, пнул его коленом пониже спины и отодвинул мешки в сторону.
Перепуганный Пиппиг увидел, как Цвайлинг исчез в глубине склада. Гефель и Кропинский молча обменялись выразительными взглядами.
Когда Цвайлинг вдруг вырос из-за мешков, малыш, спасаясь от эсэсовца, забился в угол и сжался в комок. Тут подоспел Гефель. Цвайлинг растянул губы в глупой ухмылке, отчего складки вокруг рта образовали нечто вроде венца.
– Ну ясно! Здесь завелась моль… – добродушно сказал он.
Коварное дружелюбие его тона насторожило Гефеля, и он решил грудью встретить опасность. Только мужество и полнейшая откровенность могли как-то спасти положение.
– Гауптшарфюрер… – начал Гефель.
– Ну что?
– Я хотел бы объяснить…
– Понятно. Как же иначе? – Цвайлинг носком сапога указал на ребенка. – Захватите-ка эту моль с собой.
Кропинский вслед за Гефелем и Цвайлингом вошел в кабинет. Гефель опустил ребенка на пол, и малыш испуганно забился в угол. Цвайлинг указал Кропинскому на дверь, и тому пришлось удалиться.
Едва Цвайлинг уселся за письменный стол, как у ворот завыла сирена. Она ревела, как голодный хищник. Цвайлинг выглянул в окно, и Гефель решил воспользоваться ситуацией.
– Воздушная тревога, гауптшарфюрер! Не сойдете ли в убежище?
Цвайлинг осклабился, по-видимому, силясь улыбнуться. И лишь когда сирена стихла, испустив гортанный звук, он ответил:
– Не-ет! На этот раз я останусь тут, с вами.
Он закурил сигарету и стал дымить, глядя перед собой. После каждой затяжки челюсть его отвисала. Казалось, он что-то обдумывал.
Гефель, готовый ко всему, настороженно следил за странным поведением Цвайлинга. Наконец шарфюрер поднял глаза на Гефеля. И опять Гефелю показалось, будто он его прощупывает.
– Вчера они уже были за Эрфуртом, – неожиданно проговорил Цвайлинг.
Гефель молчал. «Что ему от меня надо?»
Цвайлинг, высунув кончик языка, долго смотрел на заключенного, который с самым безучастным видом стоял перед ним.
– Собственно говоря, я всегда хорошо с вами обращался… – начал он и, сощурив глаза, через щелки стал наблюдать за Гефелем, ожидая ответа.
Но Гефель упорно молчал, не понимая, куда тот клонит.
Цвайлинг встал и прошел, волоча ноги, в угол, куда заполз ребенок. Бессмысленным взглядом он смотрел некоторое время на маленькое существо, потом осторожно потрогал его кончиком сапога. Малютка сжался, отстраняясь от сапога. Гефель стиснул кулаки.
У длинного стола Кропинский и Пиппиг усердно занимались оформлением вещей этапируемых и то и дело посматривали на застекленную перегородку. Ожидая ужасной сцены, они удивлялись, что в кабинете начальства так тихо. Вот Цвайлинг подошел к Гефелю и сказал ему, по-видимому, что-то любезное. Что же там происходит?