Голый конунг. Норманнизм как диагноз
Шрифт:
Но филолог Мельникова не согласна с такой «антинорманнистской» археологией и вот теперь в V в., т. е. двумя столетиями раньше, чем она об этом говорила до смерти Седова, заставляет плыть скандинавов в Восточную Прибалтику, чтобы там их увидели финны, прозвали русью и быстренько передали это имя покорно ждущим восточным славянам. Собравшимся в одном месте в количестве сотен и сотен тысяч, а то и в один-два миллиона. И стоящим, как водится у славян, с непокрытыми головами под снегом, дождем, солнцем, обдуваемым всеми ветрами, но с надеждой высматривающим гонцов от финнов с их весточкой о «гребцах» из «Великой Швеции» Мурашевой. И хвала, конечно Мельниковой, что на двести лет ускорила процесс прибытия «гребцов» к финнам, затем их представления, наверное, на фоне морской волны и с веслами наперевес, чтобы финны прониклись мыслью Клейна, что «есть несколько вариантов безупречного выведения слова «русь» из шведских корней», а после того прибытие финских посланников
Но только не ученым, и, понятно, не всем. Как, например, отмечал в 1967 г. даже норманнист И.П. Шаскольский, «поскольку к VII–VIII вв. прибалтийско-финские племена уже давно сформировались и расселились по довольно значительному пространству к востоку от Балтики, оставалось думать, что первоначальная форма *rotsi была заимствована из шведского языка сперва языком какого-то одного прибалтийско-финского племени (скажем, племенным диалектом жившего ближе всего к Швеции племени сумь, населявшего юго-западную Финляндию) и из диалекта данного племени была передана в диалекты остальных прибалтийско-финских племен. Однако при этом совсем не учитывается, что в VII–VIII вв. (и далее, в IX, X и следующих) контакт между отдельными прибалтийско-финскими племенами, разбросанными по огромной, нередко слабонаселенной территории, был не так уж велик… Можно даже полагать, что фигура варяжского воина-купца появилась в землях всех прибалтийско-финских племен… более или менее одновременно и у каждого племени более или менее в одно время возникла потребность как-то именовать начавших проникать в их земли варягов. Но тогда получается, что различные далеко живущие племена почему-то одновременно назвали варягов одним и тем же словом (никак не связанным с самоназванием варягов), что явно невозможно» [501] .
501
Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени Русь… С. 153–154.
Выше говорилось, что фантазии по поводу связи Ruotsi с Русью отвергают профессиональные лингвисты. Необходимо к приведенным именам добавить и имя норвежца Х. Станга, который в 1996 и 2000 г. также указал на научную несостоятельность скандинавской этимологии имени «Русь». Во-первых, констатировал он, нельзя объяснить, почему восточные славяне, зная самоназвание шведов «свеи», обращались к прибалтийским финнам, да к тому же к самым отдаленным от них – к суми и еми, «в поисках добавочного названия, причем ранее неизвестного, как славянам, так и скандинавам, ни разу не встречаемого в древнескандинавской литературе». Во-вторых, заострял внимание скандинавский ученый, согласное – ts в слове «руотси» не соответствует «древнерусскому звуку съ», в-третьих, не доказано, что «руотси» – «от шведского, древнескандинавского исходного названия». В-четвертых, «скандинавские филологи норманнистской школы сами отрицали связь названия «Русь» с названием «Родслаген», или вернее с корнем *roPer «гребля», ибо в родительном падеже это дало бы *roParbyggiar, для обозначения населения указанного района, т. е. без – с, в слове Русь» [502] .
502
Станг Х. Наименование Руси (герульская версия). СПб., 2000. С. 62.
К сказанному добавлю, потому как хорошо знаю Грот и дорожу дружбой с этим замечательным ученым, что Лидия Павловна – выпускница восточного факультета Ленинградского (ныне Санкт-Петербургского) государственного университета – имеет квалификацию «востоковед-историк». Во время учебы она прослушала по программе истфака все исторические курсы, которые читали многие преподаватели исторического факультета университета, например, крупный византинист Г.Л. Курбатов. Затем Грот училась в аспирантуре Института востоковедения РАН и в 1983 г. защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук. А ныне она, прекрасно владея рядом европейских языков, включая скандинавские, очень хорошо показывает утопические истоки и несуразицы норманнизма. И ей, как профессиональному историку, не составляет, разумеется, проблем выявить «ошибки» филолога Мельниковой, из истории изучавшей только «Историю
Грот свой профессионализм как историка продемонстрировала во многих темах варяго-русского вопроса. Так, в 2012 г. она показала, как шведские историки, ведя с Г.З. Байером активную переписку (и когда он жил в Кенигсберге, и когда уже переехал в Санкт-Петербург), наставляли его в шведской и в русской историях, и прежде всего в варяжском вопросе, подсовывая ему в качестве источников фантазии Ю. Магнуса, О. Рудбека, О. Верелия, а также собственные измышления. И Байер безоговорочно принял все фантазии о летописных варягах, представленные ему шведскими коллегами, за истину (а о сильном влиянии на него шведов говорили и норманнист А.А. Куник, и антинорманнист В.В.Фомин) и озвучил их в своей статье De Varagis (хотя немецкая традиция до Байера, в его время и позже выводила варягов, как отмечалось выше, с южного берега Балтийского моря).
Байер, можно сказать, даже очень оправдал надежды своих энергичных шведских коллег, пропагандистов лжеваряжского величия Швеции. Грот отмечает, что выхода его статьи «ждали в Швеции с нетерпением. Моллер поторопился прислать ему текст диссертации, которую Байер прочитал уже в 1732 г. и успел включить в свою статью с похвалами в адрес Моллеровой учености. Один из шведских корреспондентов Байера, крупный деятель шведской культуры Эрик Бенцелиус в письме к своему брату писал, что у него заранее слюнки текут от предвкушения прочтения статьи Байера («kommer mig att hvaslas i munnen»)». Когда же это блюдо, приготовленное по шведскому заказу и по шведским рецептам, было подано, то в весьма авторитетных западноевропейских изданиях 1750—1770-х гг., в том числе знаменитой французской энциклопедии «Encyclop'edie, ou dictionnaire raisonn'e des sciences, des arts et des m'etiers…», с ссылкой уже на Байера сообщается, «что варяги были скандинавского происхождения».
Как завершает свои наблюдения Грот, «двухсотлетние умозрительные блуждания представителей шведского готицизма и рудбекианизма дорогами вымышленной исторической славы принесли им еще один трофей: если ранее были выявлены гипербореи-шведы, заложившие основы древнегреческой цивилизации, и готы-шведы, покорившие Рим, то теперь обнаружились русы-шведы, создавшие величайшее государство Восточной Европы» [503] .
О провинциальной России и столичных штучках
503
Грот Л.П. Шведские ученые как наставники… С. 35–46; ее же. Как востоковед Байер внедрял шведские инновации //ru/2012/01/bayer-normanism.
Впрочем, Клейн не жалует и меня. Пишет, что я «хотя и дотошный источниковед», но «глубоко провинциальный историк». Провинциальный, так провинциальный. Куда уж нам, деревне, до «столичной штучки», до самого Льва-Клейна-Питерского, презрительно взирающего на провинцию, т. е. на самою Россию (и этот «питерский» взгляд на Россию и «питерское» отношение к ней мы все сейчас очень прочувствовали).
А ни оценки Клейна, ни он сам лично меня не интересуют (и если я обращаю на него внимание, то лишь тогда, когда он начинает склонять мою фамилию, унижать инакомыслящих, обзывать их «фальсификаторами», «ультра-патриотами», «националистами», «шовинистами», «любителями-историками» и пр., пр., пр., при этом элементарно не владея материалом, о котором судит с видом всезнайки). Что вообще можно ожидать от человека с непомерно распухшим самолюбием и слышащего только себя? Сидел бы себе тихо в своей Пришибеевке, как ему уже советовали, и наслаждался «нормандскими» фантазиями о русской истории.
Однако, наслаждаясь, знал, что шведский взгляд на русскую историю, высказанный пустомелей шведом Петреем почти 400 лет тому назад и всякими неправдами выдаваемый за науку Клейном и другими представителями «взвешенно-объективно-научного норманнизма», точно так же «научен», как «научен» американский взгляд на Вторую мировую и Великую Отечественную войны, в которых они и главные, и они везде, и они победили (т. е. вместо «Мы пахали!», «Мы пахали!», как раньше они скандировали, чтобы их ненароком не забыли в разговоре о тех огненных годах, сегодня врут наглейшим образом, что были тогда самыми главными «пахарями»).
Но американцы и подпевающие им жители России, а соотечественниками их язык не поворачивается назвать, пусть послушают хотя бы фашистского генерала Г. Гудериана, который осенью 1941 г. грезил близким взятием Москвы и который спустя десять лет в своей оценке истинной причины поражения Гитлера во Второй мировой войне был все же намного их честнее: «…После катастрофы под Сталинградом в конце января 1943 года положение стало в достаточной степени угрожающим, даже без выступления западных держав».