Гомицидомания
Шрифт:
Эта пуля должна была поразить меня, но попала в Троя. Он закрыл меня.
Странно, но я тоже почувствовала боль.
Я могла бы окликнуть Яна. Верю, что он бы бросился ко мне. И его бы убили, безоружного и неготового к бою.
Я осталась молчать. Только поймала падающего Троя и потянула изо всех возможных сил обратно во тьму. Я считала, что эта тьма заброшенного завода убережет нас от смерти.
Я слышала, как над нами потешались. Вздрагивала, когда те люди стреляли мне под ноги. Скоро еще одна пуля попала в Троя. В плечо. Тогда он потерял сознание и
— Сейчас я его и добью!
И я нашла в себе силы рывком дотащить Троя за стену. Там мы завалились на пол, и я обхватила его лицо, поднимая к себе.
— Трой, скажи, что ты живой! — я прижалась пальцами к его сонной артерии. Она все еще билась силой сердца. — Боже, прости меня. — Я хотела зарыдать, но вместо того отчаянно обняла его, спрятав зудящие глаза в его плече.
Снова голоса за стеной. Они не решались входить в помещение, где мы сидели, но все же стремились. Угрозой для них была вероятность ответной стрельбы из укрытия. И я поняла, что нужно делать.
Да, он был прав. В моей нынешней жизни это неминуемо.
Я взяла его пистолет и выглянула в окно. Мне уже приходилось стрелять. Тогда, в Призрене. Я защищала Дамьяна.
И сделала бы это еще раз, чтобы вернуть его.
Но сейчас это было вынужденной мерой. Либо мы, либо они. Третьего не дано.
Я выстрелила. И еще.
До тех пор, пока оставшиеся не скрылись в штабе.
Я убила пятерых.
А затем подхватила Троя и поковыляла прочь. Мне было тяжко, я останавливалась, чтобы отдохнуть, падала вместе с ним. Но в итоге мы оказались в такси, и водитель отвез нас в хостел близь нашего штаба.
Я не вернулась на авиазавод — за нами могли наблюдать.
Глава 22. Быть не с тем
— Я не убийца.
Глава двадцать вторая.
Ночь. Квартира Морган. Я спала и просыпалась в ледяном поту, как в предсмертной горячке. Сны рисовали картину, где в мою спальню входила Раэна и говорила, что Трой не выжил. Так подсознание шептало, что я виновна в этом происшествии.
В хостеле, где я оставила Троя — в развалине, именуемой «Клеопатрой» — уже работала Морган. Две пули: одна чуть ниже сердца, вторая попала в акромиальный угол лопатки и ключицы. Никто из Антихристов не сказал мне и слова. Лучше бы отчитали. Их суровые глаза даже не взглянули на меня. Молчание хуже крика.
В бреду горячки я услышала хлопок входной двери. Сорвалась с кровати и побежала в прихожую.
Эсфирь снимала алые туфли-лодочки, пока Леви и Морган тянули бледного Троя в одну из спален. Немезида наконец открыто взглянула на меня:
— Знаешь, почему меня стоит слушать? — она хищно подошла ко мне. — Потому что своеволие чревато последствиями. — Шлепок по щеке. Немезида справедливо ударила меня. — Сантиметром выше, — ее длинный красный ноготь ткнул меня в ребро над сердцем, — и он бы умер. Из-за твоей импульсивности мы могли его потерять. Ты обычный человек, так на кой черт лезешь туда, где тебе быть не дозволено?
Я промолчала.
— Ну,
Эсфирь ушла. А я села в кресло, ожидая хоть чего-то. Я просидела там долго, даже успела задремать.
—..эй, Оф, — Леви погладил меня по голове.
— Как Трой? — оклемалась я.
— Порядок. Уже шутит.
— Трой-то? Не верю.
— Тебя как угораздило?
— Не спрашивай, Цефей, я не знаю. Просто не могла иначе. У меня почти получилось.
— Да все нормально, — он обнял меня. Понял, что мне это было необходимо. — Я бы тоже не послушал. Тоже бы пошел в самое пекло ради близких.
— Не утешай меня. Иначе я подумаю, что мне простят еще одну выходку, — я поднялась. Не уверена, что это было допустимым, но открыла окно гостиной и закурила. Снова внутрь занесло осколки ледяного дождя. — Кто для тебя близкий?
— Антихристы. Ты еще новенькая, конечно, но скоро и сама станешь родным человеком для каждого из нас.
— А когда человек становится близким? Как ты это понимаешь?
— Это когда ты рвешь жопу за него. Не знаю, ломаешь свои принципы? Когда его благополучие важнее собственного.
— Когда способен убить ради того?
— Только если для тебя это табу. — Леви тоже подошел к окну. Поймал на ладонь несколько капель дождя и выудил из моей пачки сигарету. — То есть… типа, если ты постоянно убиваешь, то это уже не подвиг во спасение. Вот если ты не убиваешь ради близкого, хотя сам тот еще потрошитель, то да, это то самое.
— Я убила сегодня нескольких.
— Пятерых, да. Я слышал. Похвалил бы, но не стану.
— Почему?
— Не подумай, Оф, ты замочила их круто! Пять пуль и пять кадавров. Работа профи. — Он подкурился от моей сигареты. — Но я, типа, в курсах, что ты этого не хотела. Можно ли уважать человека за поступок, который он совершил вынужденно? Скорее осуждать ситуацию, которая и привела к этому.
— Зачем он подставил себя?
— Чтобы не подставить тебя. Типа, если бы ты показалась им, то тебе бы прострелили череп. А Трой мужик, к тому же джентльмен, потому и прикрыл милую даму. Я бы сделал то же самое, хоть я и придурок.
Я обняла его.
— Не придурок. Спасибо, Леви.
Он докурил и щелчком выбросил окурок, чтобы по-братски обвить меня обеими руками. С ним было тепло, как у домашнего очага. Будто я была среди любящей семьи.
— Котятки, — вдруг прижались груди Морган к нашим телам. Она вклинилась в объятия, тепло обвив руками наши шеи, и сообщила: — Оф, не кори себя. С ним все в порядке.
— Я как раз говорил ей об этом, — цокнул Цефей.
— Иди отсюда, — Морган легонько толкнула Леви в грудь. — Нам по-девчачьи надо поболтать.
— Отлично, я, как всегда, чмо и лох! Пойду нажрусь!
Леви показал нам средние пальцы и вышел из квартиры. Морган продолжила:
— Балда, ты зачем гипс сняла? Я же говорила, что нельзя!
— Все нормально, Ган.
— Ган? Как пистолет? Забавно, мою фамилию еще никто не сокращал. Ты не увиливай! Завтра я верну тебе гипс.
— Молю, не надо!