Гомицидомания
Шрифт:
— И что потом? Что тебе даст анализ? — сморщилась лидер, скрестив руки. — Ты знаешь, что после такого мы вряд ли будем подружками?
— Да ебала я таких подружек, — хмыкнула я и пошла прочь.
—..не идёт новое амплуа! — крикнула она мне в спину. — Посмешище!
Я прыгнула в такси и набрала Нейтана:
— Дельта вызывает Альфу, приём, миссия «зелёный», — сказала я в трубку.
Фауст посмеялся.
— Привет, мышь, я так понял, все «зелено»?
— Да, я нагнала Эс, как собаку. Не такая она уж и жуткая.
— Да
— Не нравится она мне.
— По ней вообще голяк. Нет доказательств.
— А по остальным есть?
— Ну… — он явно неловко улыбнулся. — Морган — медик, могла из-за влюбленности в члена Ковчега отравить вас всех по-тихой, чтобы помочь своему Ромео. А Цефей… Цефей мог отравить вас всех из-за мести. Он на самом деле очень озлобленный внутри, злопамятный. Почему он мог сделать это с тобой и с Троем?
— Не знаю. Ну… Я шлюха.
— Нет.
— С чего?
— Со мной же ты не спала.
— Ещё раз так скажешь, и я восприму это, как намёк, — сконфузилась я.
— Окей, понял. Так и почему ты шлюха?
— Потому что я девушка Дамьяна, а брал меня Трой. Леви видел нас, слышал. Потом он был недоволен этим. Мол, ты, Оф, проститутка, а Трой баран.
— Вряд ли Леви захотел бы вас убить после этого. Он, может, и козел, но в чужие трусы не лезет.
— Тогда больше нет причин.
— Ты ведь имеешь репутацию «дурочки, которая лезет не туда»? Ну, не слушаешь приказов и делаешь все по-своему, так?
— Есть такое.
— Тебя, возможно, хотят тихо устранить, чтобы ты не подрывала группу своеволием. Тогда зачем травить Стрелка? — Нейт вздохнул. — Знал бы я точный мотив, то точно бы понял, кто это. Ладно, как дела в группе?
— Морган поехала искать ДНК Троя, чтобы пробить, что за наркотик. Думаю, вряд ли там оставили его кровь. Смыли уже давно. Думаю подбросить ей пару капель. Леви сказал, что Трой стал буянить: избил кассира в магазине. Они с Ран поехали туда, а я к ней домой.
— Зачем?
— Мне нужны деньги.
— Зачем два точка ноль?
— Я хочу снять дом в аренду. Твоя халупа просто отстой.
— Зато безопасно. Стоп! Ты хочешь, чтобы мы поселились в другом доме?
— Йеп, мозговитый ты наш мозг.
— Исключено! Это же то же самое, что просто прийти прямо на собрание и сказать: «эй, всем привет!».
— Перестань, Нейтан! Дом за Лондоном. Никто не будет вас там искать.
— Погоди-ка, а ты где?
— В такси. А что случилось?
— Черт! Ну Оф, блин, уши! Тебе надо было бы тачку в аренду лучше взять, вместо дома. Вдруг он посыльный? Придётся убрать таксиста. Нам лишние люди не нужны.
— Предлагаешь..
— Да, убей его.
— Но я не могу!
— Надо. Через не могу.
Я обречённо вздохнула, взглянув на водителя, что зыркнул на меня через зеркало.
— Я ещё не сошла с
— Как думаешь, будет очень круто, если в итоге все будут знать, что Натаниэль Фауст живой, держит в подполье Троя Кирка и в сговоре с Офелией Црнянской?
— Ладно, я поняла. В восемнадцать ноль-ноль в «Бочке пивовара».
— Зачем?
— Не тупи, Нейт! Вырубай Троя, бери его в охапку и едем из города.
— Засранка ты! Все, отбой.
Я бросила трубку, достала из телефона сим-карту и выбросила ее в окно. Вставила новую. Водителя попросила остановить в темном безлюдном углу далеко от городских джунглей. Когда протягивала ему деньги, то сильнее сжала пистолет на уровне его груди, готовясь к выстрелу.
Щелчок. Выстрел сквозь кресло, и он обмяк.
А там я вышла, прихватив заодно и всю его наличность. Села в автобус до центра и воткнула в уши недавно купленные наушники. По окну забарабанил дождь. Я так давно его не видела, этот грустный дождь.
Так изменились события и наши характеры, так нещадно стёрлись воспоминания обо мне прошлой, такой слабой и наивной, все жалеющей себя и ненавидящей. Ныне я приняла себя отродьем, которого взрастила в гневе и стремлении бежать. Я перестала замечать друга-Лондона и плаксивый серо-чёрный небосвод, забыла, что такое печаль одиночества. Забыла о драматичности чувств и рефлексий. Стала машиной с целью, которую должна была достичь любой ценой.
А чужие жизни… Я перестала считать их бесценными. Наплевала о семьях и голодных детях, задушила жалость и эмпатию. Теперь люди — труха, которую мне более не было жаль топтать.
Всего лишь месяц, прошедший, как сон, будто вовсе иллюзия или фантом, но ныне я стала тем, кого посмела презирать. Я стала Дамьяном.
Я ехала среди массы живых людей и удивлялась тому, как изменился мир вокруг.
— «Нет, это изменилось мое естество», — поняла я, переключив песню. Заиграл «Корн». — «Раньше так много драмы, так много самокопаний и глупых слез… А сейчас я сижу в кресле, смотрю, как снаружи льет, и не чувствую ничего, кроме желания рвать до конца. Сижу, а вокруг меня аура смерти и опасности. Как клеймо. Поэтому со мной никто не сел рядом? Подсознательно они чувствуют мое уродство?» — Я взглянула на пустое кресло рядом. — «Все такое другое».
Или я изменилась раньше? Когда застрелила врагов в чужом штабе? Когда убила Рут? Или когда перенесла ту убивающую ломку? Может, не месяц, проведённый у Нейтана, перекроил мою суть? Я терялась в теориях и гипотезах.
Мне было жаль вспоминать прошлую себя. Обычная поездка в общественном транспорте, но напомнившая мне себя в юности. Ту зажатую и избитую малышку, так вожделеющую счастье и мир. Она была столь мечтательна и мягка, когда бродила неспешно по переплетениям лондонских улочек; так любила дождь и тихо плакать у окна отцовского жилья.