Гомицидомания
Шрифт:
И я задержалась ещё на неделю. В том густом лесу, где гнила хибара Нейта, мы и упражнялись. Это было настоящее японское кэндо, — фехтование катаной. Я чувствовала себя истинным самураем, парируя его атаки, уклоняясь и коля в бока.
Мы упражнялись до измождения и падали на мох, спали по два часа и снова дрались, царапаясь и падая снова на тот же мох. Мои ноги выли, и я переставала их чувствовать, руки обессиленно роняли оружие, а я без сознания валилась на колени, чтобы не менее уставший Фауст унёс меня обратно в дом.
Мы ели
— «И только с медведями и спали, чтобы согреться», — смеялась я, падая на постель после тренировки.
Я рыдала, просыпаясь посреди ночи, и Фауст зачем-то дул мне на голени, когда мышцы внутри скрипели в спазмах. Я стёрла эмаль на зубах, и клыки стали более острыми, — прямо как у моего наставника. Я дважды прокусывала ими насквозь язык. А перед сном мы мечтали.
—..а я бы забрал Морган и улетел куда-то, где всегда тепло и солнечно, — делился Нейт.
— Дамьян тоже хочет. Только к морю, и чтобы не было людей. Он бы тебе понравился. Он тоже кровь любит. Только я не знаю, пьёт ли ее. Зачем ты это делаешь? — я перевернулась на живот и посмотрела на него.
— Она вкусная.
— Да ты шутишь! — я улыбнулась, ткнув его локтем.
— Правду говорю! Я ее сливал в бутылку и даже иногда жарил с мясом. Но самая вкусная — свежая, ещё горячая.
— Ты «Сумерки» перечитал в юношестве?
— Нет, — рассмеялся он, — просто однажды в детстве брат выбил мне все молочные зубы, и я напился крови ненароком. Вот и вошёл во вкус.
— То есть ты прямо, как вампир… э… берёшь и кусаешь человека в шею?
— Не-ет, клыки в фильмах и в реальности отличаются. В деле ты ими только с большим старанием проткнешь кожу, а до артерии и вовсе не доберёшься. Там только ножом если перерезать и куда-то сливать. Но можно и просто ртом присосаться. Но, опять таки, всю не выпьешь, даже если сильно постараешься. Литр максимум, потом блевать начинаешь от перенасыщения.
— Это так дико… — поразилась я. — Настоящий кровопийца.
— Не хватает фрака и светобоязни.
— А не мерзко?
— Мне нет. Только ВИЧ подхватить можно, потому я аккуратно к этому подхожу.
— Что, просишь сдать анализы?
Мы рассмеялись. Странно, что я стала такой открытой за тот месяц. В зеркале на меня смотрела не я: какая-то свежая и окрылённая девушка с блестящими глазами. Я считала, что это результат приёма наркотиков — отголоски искусственной эйфории и экстаза.
— Нет, молюсь богу, чтобы не заразиться.
— Умно. На то ты и Фауст — мозг Антихристов.
— Я просто стратег и великолепный человек.
— А робости тебе не занимать.
А на рассвете, под утреннюю изморозь и леденящую свежесть хвои, мы снова брали старые катаны и шли крутить пируэты. Мокрая трава и слизни под ней настойчиво мешали нам работать — мы падали и сдирали об торчащие корни ладони. Я также заработала хороший шрам на бедре — веер моего же выпада на противника рассек плоть под самые мышцы. Мы с Фаустом долго копошились со швами и моими истериками, когда он заливал рану водкой и протыкал иглой.
На шестой день я потеряла сознание прямо посреди битвы, упав навзничь в траву. Помню, как перед тем я хрипела, еле хватаясь за воздух дрожащими губами, как облик Фауста плыл перед глазами, и как моя голова будто сдетонировала с глухим шипением в ушах. И темнота. Всю ночь тело знобило, и уставшие кости хрустели даже от вздохов.
— Прости, это очень экстремальное обучение, — он подул мне на лицо.
— Все нормально, я готова заниматься ещё.
— Куда тебе? Отлежись день.
— Нельзя. — Я поднялась на локтях, собираясь вернуться к катане. — Мне нужно быть готовой.
— К чему?
— Чтобы другие не страдали, когда придут убивать меня. Трой чуть не погиб дважды. Чтобы я могла предотвратить смерть Яна, когда за ним будут охотиться и Ковчег, и Антихристы. Хочу быть достаточно сильной, чтобы убить всех к чертовой матери! И, наконец, чтобы убить того, кто пытается убить меня!
— Как много «убить», — заметил он.
Я замерла.
Не знаю, зачем, но взглянула на себя в зеркале.
И не сдержалась.
— Офелия? — Натаниэль дернулся, когда я схватилась за лицо и расплакалась. Он взял меня за плечи и настойчиво тряхнул.
— Нейтан, я не должна была стать такой! — закричала я сквозь ладони. — Я верила, что смогу остаться человеком в этой истории! Но я сама становлюсь отродьем! Я становлюсь тем, кого должна была лечить в психушках, кого осуждала и кем быть даже не представляла! Я считала, что меня это не затронет, что я просто заберу Яна, и мы уедем далеко прочь от всего этого! Что мы купим дом у моря и будем счастливы! Но… я ведь не смогу выбраться из этого? Да? Я либо умру, либо навсегда останусь здесь? Среди убийств, смерти, опасности и других монстров?..
Он грустно обнял меня. Дал ответ молчанием. И молчание всегда громче криков.
Я уронила голову.
— Я никогда не хотела такого. Просто прогнала того, кого уже тогда любила. Просто истерика из-за своей женской глупости и нехватки внимания… из-за нехватки подтверждения своей важности. Так глупо, что я была обижена ни на что. Просто злилась, что он вёл себя иначе, чем я хотела. Я кричала на него, хотела, наверное, чтобы он меня успокоил, чтобы понял, что я злилась от недостатка его тепла. Что полюбила его, но он был холоден ко мне! Я не знаю, просто я сорвалась, сама не понимая, из-за чего!