Гомицидомания
Шрифт:
Да, я стала отродьем. Но я стала частью их семьи. Я стала живой, и готова была вернуть им эту подаренную мне жизнь.
***
Мы были веселы тем вечером, шутили, играючи швабрами. Но все мы просыпались холодными ночами со слезами на щеках.
Проснулась и я, видевшая во снах Троя, что гладил моего чёрного пса на фоне дома у моря. Трой был необыкновенно красив под лучами тёплого солнца, чарующе здоров и статен. Он был таким, каким я его впервые встретила. Он смеялся мне и протягивал руки с красивыми
Я тихо поднялась и оглядела пустые комнаты ребят. Прошла к спальне, где существовал нынешний Трой. Та полуживая оболочка со стекающей по подбородку слюной, с глазами, никогда более не способными увидеть меня. Просто тело, уже не имеющее общего с моим дражайшим другом и первым мужчиной.
Я заглянула в приоткрытую дверь: у постели Троя безжизненно обмяк Нейтан. Не знаю, плакал ли он, но его боль разила за пределы помещения. Я не чувствовала, что плачу, но дрожала всем телом, истязаемая жжением под лицевыми костями и невозможностью дышать.
Всем нам было больно. И все мы вставали ночами, как мертвецы без сна, чтобы проведать тело друга. Чтобы негласно попросить прощения и теми ласковыми касаниями искупить всю необъятную вину перед его жизнью.
Я замерла, услышав Леви на балконе. Вжалась во тьму, ведь не хотела быть свидетелем его мук, не хотела, чтобы и он был таковым для меня. Мы все бродили ночами, прячась друг от друга. Никто не хотел признаваться в своих страданиях, хоть и знал, что мы бродили где-то совсем рядом.
Он шмыгнул носом, ступая на носках по полу. Леви прошёл мимо меня, пронзив ароматом бошек и водки. А затем тихо закрылся в спальне, и я услышала, как он выпил из бутылки.
Потом вышел и Нейтан, тоже нетрезвый и накуренный. Тоже закрылся в спальне, обессиленно свесив по пути голову. Слишком тяжело быть сильным.
Пришла к Трою и я, прикрыв за собой дверь. Я не хотела, чтобы они видели, что я хотела сделать той беспросветной ночью.
— Привет, — прошептала я, погладив его по щеке. Вытерла лоскутом одеяла струю слюны и поцеловала в губы. Я все ещё помнила их вкус. — Как ты?
Трой тяжело повернул ко мне голову. Да, его сознание оставалось с ним, несмотря на травму тела. Он был пленник и мученик бессилия. Говорить ему было непосильной задачей.
— Милый мой, ты ведь понимаешь, что происходит?
Он несильно кивнул. Шевельнул пальцем, подзывая наклониться к его губам.
Он шепнул мне несколько слов. Всего три несложных предложения, от которых я не смогла не расплакаться.
— Я тоже тебя люблю, Трой, — я прижалась к нему губами, не веря, что все закончено. Что мой первый мужчина, так желавший для меня счастья, остался погибшим в этой войне. Что я не сумела ему помочь.
Он кивнул мне.
Я взяла пистолет и выстрелила.
Все слышали этот красноречивый звук, но остались со своим горем в
Это было спасением, но не карой. Все той ночью впервые произнесли молитву.
Я легла с Троем, и он понимающе обнял меня. Так крепко, что чувствовались все его мучения.
Не думаю, что мы смогли уснуть.
Глава 30. Как животное
— Я боюсь,
прошептала я Нейту.
— Ты мечтала об этом целую
вечность. Только скажи все самое важное.
Не трать время.
5 МАРТА, «ГРЯЗНЫЙ БИЛЛИ»
Бар, официантка, кем я стала тем вечером пятого числа, дышала через мешковину, натянутую на голову. Среди коробок и стеллажей складского помещения. Я поправила грудь, стараясь прикрыть прядями волос вставшие от предвкушения соски.
Антихристы в нокауте отлеживались по квартирам, а охранники Ковчега давно были убиты пулей в голову. Жестоко, но я не думала об их жизнях — я стремилась увидеть Дамьяна, с которым так давно потеряла связь. Я читала меню, краем глаза изучая входящих гостей.
Я также купила для моего белого ангела подарок в его двадцать третий год жизни — хирургический чемоданчик с изобилием инструментов. Когда-то давно я бы не стала делать такой подарок — призывающий к убийствам. Но ныне все мы стали другими людьми. Я перестала его порицать, только поняла и приняла, искренне полюбив каждую черту его характера, будь то порок или достоинство.
Когда-то давно я бы попыталась изменить Яна, подмять под себя и вырезать того, о ком мечтала.
Когда-то давно я бы не сделала подарком побуждение убивать, не дала бы знать, что приняла его гомицидоманию.
Я запомнила его небольшую мечту о хирургическом чемоданчике. Купила самый дорогой, не жалея денег. Именно деньги стали яблоком раздора для нас, и я хотела изменить это любой ценой и любым номиналом.
Вошла компания, ведомая Дамьяном. Он был великолепен: полностью белоснежный, объятый хорошей одеждой и ароматом хвойно-сандалового парфюма. Режущий белый цвет его водолазки, брюк и плаща в пол ударил по глазам. В темном баре он казался реальным ангелом.
Я тяжело направилась к его свету, как жалкий мотылёк.
— Добрый вечер, дорогие гости, чего желаете? — Я раздала всем по книжке меню.
И напоролась на застывший взгляд Яна. Он узнал мой голос.
Для всех них прошли секунды, но для меня — вечность существования мироздания. Его глаза все ещё были цвета яркого янтаря, родные и серьёзные. Я протянула последнее меню строго ему, взглядом намекнув на содержимое. Я оставила записку.
Мы сделали вид незнакомцев, попрятав друг от друга глаза. Я была так горда тем, что он понял мои немые просьбы не подавать вид. Горда его величием и умом.