Гончаров и погоня за бриллиантом
Шрифт:
– Не надо! Я спокоен.
– В том-то и беда.
– Едем.
– Я ж мочить тебя буду.
Будет он или не будет, бабка надвое сказала, но, я, по крайней мере, возможно, смогу что-нибудь предпринять, оставаясь в сознании, пусть даже связанным.
– Успеешь, замочишь, крыса блокадная.
– Не скажи, крыс-то сожрали.
– Видимо, не всех.
– Не страшно?
– Конечно страшно. Какой я у тебя?
– Не знаю. Если с питерскими, то за пятый десяток перевалило.
Опять зазмеилась бело-грязная лента, сокращаясь под капотом везущей меня на тот свет машины.
–
Он не реагировал.
– Георгий Иванович.
– Какие проблемы?
– Помочиться.
– Сейчас приедем, уже недалеко. Сколько тебе заплатил Оганян?
– Сколько ты отобрал, а точнее крысанул.
– Не играй словами. Я могу тебе вернуть, и даже в десять раз больше. Но для тебя понта нет. На том свете мы лишены маленьких радостей. Спирт будешь?
– Перебьюсь. Хочу быть трезвым. Ты в самом деле меня убьешь?
– Конечно.
Это было сказано спокойно, без нажима и эмоций, и оттого еще страшней.
– Кристалл-то твой? - путаясь в мыслях и обрекая себя, задал я сакраментальный вопрос.
– Конечно.
– Сам нашел?
– Кто нашел, тот ушел.
– А чего же ты раньше его не разыскал? Алмаз, я имею в виду.
– О, тут, Гончаров, целая эпопея. Но как покойнику, по-дружески, тебе расскажу.
У меня неприятно сжался желудок. Похоже, он был настроен серьезно.
– Ты весь дневник прочитал?
– Нет, до того момента, когда ты убил парня и деда.
– Тогда ты, сыщик хренов, не знаешь самого главного.
– После того как завалил деда, я еще полчаса успокаивал Оганяна. Придурок орал и крестился. Вопил: "Не убий! Убивать грех!" Сука. Через полкилометра всадил мне в спину мой же тесак. Говорят, что люди волки. Как там по-латыни: "Homo, homo..." Были б мы волками, были бы порядочней.
Он ударил меня, даже приблизительно не зная анатомии. Кровь пошла фонтаном. Ему и этого было достаточно. Испугался, как девочка при первой менструации, положил на меня серебряный крестик и по-английски удалился. Я знал, что кровь скоро вытечет, жить мне немного. Что-то сделать своими руками я не мог. Дырка в спине, а как до нее доберешься?
Как я играл мышцами, как экономил кровь и силы, рассказывать тебе бесполезно. Мне нельзя было двигаться, а тем более ползти. Тракт был рядом, как локоть, который не укусишь. Но подыхать не хотелось.
– Мне тоже.
– Сочувствую! Через три часа меня обнаружила якутка, а может, бурятка, толком она не знала сама. За какую-то ритуальную провинность ее изгнали из племени или семьи. Думаю, она была якутка. Уж очень беленькая. Было больно. По живому она разодрала уже закрывающуюся рану, насовала туда всякого дерьма. Потом была большая прогулка. Где на лошади, где на оленях, а где и на себе Рита в конце концов притащила меня в свой шалаш. Глядя на мой член, дала понять, что все будет комильфо.
Если на этой земле есть кто-то, кому я могу довериться, так это только она - неграмотная, дикая якутка Рита. У меня два сына, необузданных и шкодных, как ветер тундры. Слушаешь, что ли?
– Прикури сигарету.
– С глубоким почтением и большим удовольствием.
– Ты зачем Ирину грохнул?
– А зачем оставлять свидетелей? Вообще, зачем она нужна? Пустышка.
– А зачем нужен
– Это тебе предстоит узнать!
– Уродливо гипертрофированный ум всегда опасен.
– Заткнись!
Капот "жигуленка" ткнулся в железные ворота, требуя пропуска. Но они оставались запертыми.
"Джерри, Джерри", - бубнил Барановский в мертвый ключ-переговорник, но "Джерри" отвечать не хотел. Ворота открыла столетняя бабка, очень похожая на бабу-ягу.
– Где эти идиоты?
– Жора, это нескромно. Молодые люди пошли в баню. Я очень хорошо натопила им баню. Жора, вы не находите, что я сегодня неважно выгляжу?
– Соня, вы выглядите великолепно.
– Благодарю вас, а кто этот человек?
– Соня, это враг Вартана. Его нужно изолировать от общества.
"А ведь собака лаяла", - мелькнуло у меня в голове.
Часть вторая
Медленно, медленно ко мне возвращалось сознание. Словно Прометей к скале, я был накрепко прикован к бетонному быку, с той лишь разницей, что не видел ни синего неба, ни подлетающего орла-мучителя, вообще ничего не видел, потому что моя разбитая морда плотно к нему прижималась. Руки, обнявшие быка внатяг, смыкали наручники.
"Где я? Спокойно, Гончаров. Без паники. Давай вспоминать, если сможешь. То, что били, это однозначно. И если печень мою не клевали, то колотили по ней от души, то же касается почек и Ленкиной драгоценности. Так, помнится, били трое, почему-то в черных масках. Но зачем им маски? Меня ведь обещали убить. А в таких случаях маски не требуются. Покойники редко восстают из могил, чтобы опознать своих палачей. Кто же обещал меня убить? Кому последнему я досадил? Господи, ну конечно же Унжакову-Барановскому. Грабителю, убийце и каннибалу. Да, Гончаров Константин Иванович, влип ты на сей раз основательно и, кажется, в последний раз. Говорила Ленка: "Не суй нос, куда не следует", так нет ведь, не слушал. Они и с ней могут чего-нибудь сотворить".
Теперь я ясно вспомнил произошедшее. Двух пьяных военных музыкантов, через чьи двери сбежал из засвеченной квартиры Оганяна. Стоящую у подъезда "Волгу" белого цвета с номером 21-46, дежуривших у вартановских дверей дуболомов и одолженную мной капитанскую шинель. Вспомнил наконец мой катафалк - гребаную "шестерку", за рулем которой дремал добропорядочный джентльмен Георгий Иванович Унжаков, главарь всей банды, которого я безуспешно разыскивал. Вспомнил, как уличной девкой прыгнул к нему на переднее сиденье. Потом были нервно-паралитический газ, выбитое лобовое стекло и, наконец, железные ворота его дачки, в подвале которой я, вероятно, и нахожусь. Было что-то еще, очень важное, что?
Голова трещала нестерпимо, лучше не думать. Но тогда ребра, позвоночник и поясница врывались в сознание болью. Спасибо молчали руки и ноги, наглухо парализованные тугими перетяжками. Я их просто не чувствовал.
"Но что же то главное, чего я не могу вспомнить? Так, мы подъехали к воротам, и этот ублюдок хотел их открыть с помощью пароля. Какого? Кажется, бубнил о какой-то бабе. Жене? Нет, то ли "Дженни", то ли "Джерри". Точно! Ворота никто не открывал, пока наконец не появилась эта баба-яга. Ну да! И он назвал ее Соней... Нет, Соной. Она, вероятно, и есть вартановская мамаша. Но дело не в этом. Что-то главное опять пропускаю".