Гончаров и труп актера
Шрифт:
– Какое ещё заявление?
– Понимая какую дурость она совершила устало спросил я.
– Заявление о том что тебя ограбили. Только на этом основании они могут выдать нам справку и тогда мы с тобой сегодня же улетим.
– Куда идти?
– Лихорадочно подыскивая выход тянул я резину.
– Да здесь же, в гостинице на первом этаже, комната номер девять.
– Идиотка!
– Бурчал я себе под нос спускаясь с седьмого этажа по лестнице.
– Что прикажете мне писать в заявлении? О том что паспорт у меня конфисковал господин Кошкин,
– Что ты такое мелешь?
– Заходя в комнату милицейского пункта, активно накинулся я на супругу.
– Пошутил я , а ты людей в заблуждение вводишь. Товарищ капитан, не слушайте вы её. Совсем баба стала плохая. Все ей мерещится, по ночам видения. Никто меня не грабил, сам я паспорт потерял.
– Где?
– Да туточки, недалеко, вчера немного перебрал и вздумалось мне погуляти. Жара неимоверная, я пиджачок снял, через ручку перекинул и значит гуляю. Вот тогда я наверное его и обронил. Простите великодушно.
– Сами виноваты. Пишите заявление об утере.
– А это мы мигом, позвольте бумажку, большое мерси. Жена, ступай в номер и нам не мешай.
– Вежливо присев на краешек стула я старательно и аккуратно написал заявление, а потом торжественно зачитал его капитану.
– Зайдете через два часа и получите разрешение на приобретение авиабилета. Да смотрите больше не пейте. В дороге вообще пить нельзя.
– А в бездорожье тем более!
– Подняв указательный палец я изрек очередную мудрость, после чего с достоинством удалился оставив капитана в твердой уверенности, что справка мне нужна не на самолет, а как минимум в дурдом.
– Ты что, ненормальный?
– Тихо и обиженно спросила супруга когда я поднялся в номер.
– Я для тебя старалась, бегала, объясняла, а ты оскорбил меня прямо на людях. Нельзя так, Костя, мне очень обидно.
– Так ведь пошутил я...извини.
– Науганный её кроткостью, я был совершенно сбит с толку.
– Извини, я пошутил.
– Я знаю, но все равно обидно. Шутки у тебя обидные.
– Послушай, красавица, что - то ты слезливой стала, уж не беременна ли?
– Нет. И ты знаешь, что после того случая...
– Заревела она в голос.
Пора была собирать вещи которые остались в приисковой гостинице.
Вылететь нам удалось только на следующий день, о чем мы сообщили папеньки телеграммой, так что к прибытию самолета нас уже поджидала его "Волга".
– Хорош!
– Аналогично дочери оценил мою рожу полковник.
– Вышибут тебе, Константин, когда - нибудь мозги. Садись, поехали.
– Папа, невозможно вышибить то чего нет. Он умудрился оставить там свой паспорт.
– В который уже раз!
– Выруливая на магистраль проворчал тесть. Учти, больше я за тебя хлопотать не буду. Однако перейдем к делу. Что у вас?
– У нас ничего, голый номер. Единственное что мне удалось узнать, это то что Комаров работал в артели съемщиком золота и в сговоре с четырьмя другими членами бригады систематически совершал кражи золотого песка из государственной казны. Это продолжалось на протяжении двух лет, до той самой минуты пока их не их попутал зам по сохранности и режиму, мойок КГБ и земляк нашего Рыжего.
– Что он о нем говорит?
– Майор о Рыжем, сиречь Сергее Лопатине, не говорит ничего, поскольку я его не видел, а вот Рыжий называет майора не иначе как дураком.
– Что? Он уже там? Ты встречался с ним?
– Резко тормознул Ефимов.
– И не только встречался, мы даже вместе провели восхитительную ночь в дремучей тайге когда бежали с пасеки Козла. И никто иной как Лопатин спас меня от неминуемой смерти в его зловещих казематах.
– Да ты, я вижу, точнехонько в их гнездо угодил!
– Да, но дело не продвинулось ни на йоту. Могу ещё добавить то, что четверо подельников из банды Климова за свои художества получили по семь лет, а он с мешком золота остался на свободе.
– Что, неужели откупился?
– Нет, тут дело другое. Его из этой проруби выпихнули сами собратья, для того чтобы после отсидки иметь крепкую материальную базу и не думать о хлебе насущном. Климова они определили на роль казначея, доверили общак и взяв всю вину на себя, освободили его от ответственности. Дали, что называется, карт - бланш. Он это принял буквально и когда прослышал про амнистию начал затравленно бегать по городам и весям, словно крыса скрываясь от своих кредиторов.
– Но они наступали ему на пятки и в конце концов один из них наступил. Так?
– Не так. Из всей их бригады, из пяти человек, вживых осталось только двое, Рыжий и Козел, Лопатин и Кошкин. То что Лопатин явился к шапошному разбору мы знаем, а то что Кошкин тоже тут не при чем, мы узнали с Лопатиным совсем недавно.
– У него, что же, стопроцентное алиби?
– Ага, весом в полтора килограмма. Как выяснилось только сейчас, он втайне от своей братвы переворовывал у них золотишко и складировал в укромной норке. Лопатин на него за это обиделся и побил.
– Ясненько. Значит ещё одного подозреваемого можно сбросить со счетов?
– Можно.
– Уверенно ответил я.
– И тогда у нас остается только двое из известных нам лиц. Сорокин и Климов.
– Выходит что так. Пацан не объявился?
– Нет, этим я интересуюсь каждый день. Как сквозь землю провалился.
– Или в эту землю его закопали. Вас устраивает мой устный отчет за командировку, или мне преставить его в письменном виде?
– Устраивает, - хмыкнул полковник.
– Тогда расскажите чем занимались вы?
– Я тоже даром время не терял. Выметайся, приехали.
– Остановившись у подъезда приказал тесть.
– Дома расскажу. У меня событий не меньше чем у вас. Мила, отгони машину и купи хлеба, он ещё позавчера кончился.