Гончаров подозревается в убийстве
Шрифт:
Предположим, что он натянул парик и темные очки для маскировки. Зачем? А на всякий случай, чтобы впоследствии быть неузнанным. Хорошо мыслишь, господин Гончаров, только малость передергиваешь, потому что не было на том парне парика. Волосы, если ты помнишь, у него были свои. Туго стянутые у висков, они были перехвачены на затылке, никакой парик так не приладишь. А кроме того, тот мальчик был крепенький, а этот на вид какой-то доходяга, соплей перешибешь. Но самое-то главное, что святоша приехал только вчера, и тут уж возразить трудно. Хотя как знать, ты лично вчера его не встречал... Вполне возможно, что пару дней он где-то отсиживался. Впрочем, это нетрудно проверить. Рассвет уже полощется,
Наскоро собравшись, я притаился за воротами, ожидая, пока пройдет человек, у которого я собрался провести обыск. Минуло не более пяти минут, когда я заметил, как черный, нескладный силуэт вырисовался на фоне сереющего неба. Едва только смолкли хлопки его шлепанцев, я черной тенью затрусил в сторону дома отдыха.
Оказывается, эти идиоты имеют гнусную привычку на ночь запирать ворота на замок. Интересно, как в таком случае ночные любители пляжного секса попадают вовнутрь? Забор довольно высокий, и с моей покалеченной рукой здесь ловить нечего. И еще я не учел своих давних приятелей, цепных псов, которых, возможно, на ночь отпускают. Вот что значит затевать предприятие, заранее не продумав всех деталей. Кажется, мой визит придется отложить. Погоди, товарищ Гончаров, ты забыл о том, что святоша только что отсюда вышел. Надо полагать, он-то через забор сигать не станет, имидж не позволит.
Справа от меня в кустах что-то зашевелилось, и я отошел в тень. Женская фигура в белом платье появилась неожиданно, как привидение. "Дыша духами и туманами...", почти коснувшись меня, она заспешила в сторону моря. Ночная жизнь дома отдыха била полным ключом. И зачем только они повесили свой дурацкий замок? Естество не обманешь. Через лаз, мне указанный, я легко проник на территорию и, уклоняясь от света неоновых ламп, прокрался к вагончику пастора. Света в нем не было. Я осторожно потянул дверь. Как я и ожидал - не заперто. Перекрестившись и призвав на помощь всех апостолов, вместе взятых, я проскользнул в темное, вонючее нутро мастерской. Опасаясь вляпаться в какую-нибудь кастрюлю с краской, я чиркнул зажигалкой. С левой стороны стоял не то стол, не то верстак, обильно обляпанный белилами, а слева притулилась ржавая койка с солдатским одеялом. Между ними были втиснуты общепитовский стол и табуретка. Предмет моего вожделения - пухлый рыжий бумажник - лежал на самом виду. Он как будто ждал меня и от нетерпения готов был лопнуть. Заурчав, я схватил его, но тут погасла зажигалка, потому как в одной руке очень трудно удержать и ее, и бумажник. Я оказался перед дилеммой: или освещать бумажник, или держать его в руках. Но у меня оставался еще и третий вариант - просто включить свет; это я и сделал, разумно решив, что в такой ранний час все еще спят.
Во чреве пузатого портмоне, кроме денег, покоился паспорт. С него я и начал и выяснил, что документ принадлежит гражданину Раковскому Льву Петровичу, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, прописанному в городе Душанбе и там же рожденному. Кроме этого, я отметил то, что мой святоша в браке не состоял. Отложив паспорт, я вытащил то, ради чего и затеял эту вылазку, - железнодорожные билеты. Один из Душанбе до Самары, его я отложил сразу, другой из Самары до Анапы. Черт, мои подозрения оказались напрасными, проездные документы оказались подлинными, в них четко значилось, что гражданин Раковский прибыл на станцию Анапа не ранее как вчера.
– Господи, а я-то думаю, кто здесь шастает? Вы что тут делаете? тревожно и требовательно вопрошала Ирина, переводя недоумевающий взгляд то на меня, то на выпотрошенный бумажник.
– Дык вот, немного твоего деверька пощипать решил, глупо ощерился я. Ты уж, Иришка, не продавай меня, грех попутал, а то, может, поделимся, а? Тут на двоих хватит, глянь, сколько капусты, жуй от пуза.
– Ну вот что, немедленно убирайтесь, и не только отсюда, но и из маманиного дома, и быстро, чтобы через час там и духу вашего не было, иначе я сообщу о вас в милицию.
– Успокойся, Ириша, успокойся, уже исчезаю.
– Нет, погодите! Теперь-то до меня дошло! Это вы, именно вы убили дядю Валеру и все подстроили так, как будто это сделали мы. Теперь мне все ясно. Ну и отлично, и слава богу, наконец-то с нас снимут позорные подозрения.
– Да погоди, скаженная, дай слово сказать.
– И не подумаю. Серега!
– вдруг завопила она.
– Серега, скорее на помощь! Не нужно мне ваших объяснений, в милиции все объясните. Серега, скорее!
В трусах и спросонья прискакал ничего не понимающий Серега.
– Чего орешь, с ума сошла? Всех людей сейчас разбудишь. Что случилось?
– Сергей, ты представляешь, он скоммуниздил Левкины деньги!
– Чего? Ты в своем уме?
– Да, я его застукала на месте преступления, он как раз перетряхивал его бумажник и вытаскивал деньги.
– Ирина, - резко осадил я ее, - давай придерживаться фактов: когда ты вошла, я держал в руке его железнодорожные билеты, запомни это крепко - не деньги, а билеты.
– Какая разница, деньги или билеты, все равно вы забрались в чужой дом и залезли в чужой бумажник, а это значит - вы вор и вас необходимо сдать в милицию.
– Да подожди ты, не тарахти, - остановил ее Сергей, - объясни толком, в чем дело, где Левка, почему здесь Константин Иванович?
– Я же тебе, балбесу, о том и толкую. Утром я встала, чтобы идти в столовую, смотрю, Левка на пляж уходит. Ну, поздоровались мы и разошлись каждый своей дорогой, все нормально. Только вижу, минут через десять у него свет зажегся. Мне это показалось странным, решила проверить. Захожу, а этот господин в чужом бумажнике, как в своем, роется.
– Понятно!
– мрачно усмехнулся Сергей.
– Хорошие у вас знакомые. Ну да ладно, пускай уматывает отсюда к чертовой бабушке, и дело с концом. У нас своих забот хватает. Слышишь, ты, крыса, дергай отсюда зайчиком, пока я добрый.
– Подожди, Сергей.
– Сузив глаза, Ирина зло и всезнающе на меня посмотрела.
– Не торопись, Сережа! Ты знаешь, что я подумала? Если человек способен на воровство, то и перед убийством он не остановится. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Точно, Ирка, это он пришил Шмару!
– радостно и азартно подхватил художник.
– Беги за милицией, я его пока посторожу. Только поскорее, это дело надо решать быстро. Куй железо, пока горячо.
– Ирина, - мрачно вмешался я, - если уж вы решили доводить дело до милиции, то позвони следователю Окуню, вот его телефон...
– Никаких окуней, а получишь ты ерша в задницу, - оборвал меня патлатый маэстро.
– Все знают, что вы в сговоре. Ирка, звони Мирону, он ему покажет что почем.
Она убежала, оставив меня один на один со злорадствующим супругом, который чутко следил за каждым моим движением. Он с нетерпением ждал момента, когда я сделаю неверный ход и он с чистой совестью сможет заняться отработкой на мне болевых приемов. Такой радости я дарить ему не хотел и потому сидел тихой мышкой.
Господи, ну когда это все кончится? Ну почему мне так хронически не везет? Хороший отдых у Черного моря у меня получается: сначала в меня втыкают ножик, потом подозревают в убийстве, а теперь самого будут бить за кражу. Несправедливо.