Гончаров подозревается в убийстве

Петров Михаил

Они приехали минут через пятнадцать. Холеные и ретивые, как застоявшиеся жеребцы. Даже не пожелав доброго утра, они на счет "три" ловко закинули меня в зарешеченный кузов "уазика". А еще через полчаса в тесной одноместной камере, в ответ на мое молчание, сержант Миронов первый раз съездил мне по морде.

– Будешь говорить, сука?

– Буду, но только не с вами, дождусь майора Окуня, - мужественно ответил я.

– А со мной, значит, брезгуваешь? А н-на тебе!

Инстинктивно отклоняясь от удара, я выставил раненую руку, и удар

пришелся по ней. Я взвыл от боли. Не умеет работать, пачкун. На марлевой повязке тут же появилось красное пятно. Это поубавило его пыл, и он на время оставил меня в покое.

На мое счастье, вскоре начался рабочий день и меня провели в знакомый кабинет следователя. Встретил он меня без особого энтузиазма, очевидно, его уже посвятили в суть дела.

– Что за ерунда?
– тыча мне в нос Иркино заявление, спросил он. Дикость какая-то. Неужели это правда?

– Конечно дикость, - охотно согласился я, - конечно неправда.

– Тогда объясни, в чем дело. Почему ты тайно проник в вагончик и пытался похитить крупную сумму денег?

– Деньги меня не интересовали, а вот паспорт определенное любопытство вызывал.

– Зачем он тебе?

– Я хотел узнать, соответствует ли он прибывшему гостю. Или, попросту говоря, тот ли он есть, за кого себя выдает. После вашего ухода я долго не спал и меня осенила одна интересная мысль, но, к сожалению, она оказалась бредовой.

– Что за мысль?

– Я же говорю, она оказалась вздорной, так стоит ли о ней говорить?

– Стоит, Гончаров, если не хочешь, чтобы на тебя завели дело.

– Глупости, дело на меня вам все равно заводить придется, заявление у вас на столе, тут уж никак не отвертишься.

– Это как сказать, заявление написано на бумаге, а бумага имеет свойство сгорать или исчезать.

– Антон Абрамович, у меня возникла еще одна идея, и ею я могу с вами поделиться, вы разрешите?

– Попробуй.

– Насколько я понимаю, и бумажник, и паспорт пострадавшего гражданина в данное время находятся у вас в качестве вещественного доказательства?

– Допустим, и что из того?

– Нельзя ли нам незаметно сделать несколько снимков с фотографии на паспорте? Но только так, чтобы об этом не знал сержант Миронов.

– В принципе это не составит труда, но зачем?

– Для достижения нашей общей цели, поимки злодея.

– А конкретней? Ты обещал поделиться идеей.

– А я уже поделился ею, теперь мне нужно некоторое время, чтобы проработать ее в деталях. Думаю, что к обеду, когда будут готовы фотографии, я смогу говорить с вами более обстоятельно и конкретно. Ну а пока я бы хотел откланяться. Мне еще нужно попасть на перевязку. Господин Миронов, кажется, серьезно разбередил мою рану. Вам было бы нелишне провести с ним беседу. Разрешите идти?

– Какой ты шустрый, не так все просто. Сначала мы с тобой сочиним протокол, в котором зафиксируем, что ты якобы ошибся вагончиком. То есть хотел попасть к Ирине, а случайно забрел в мастерскую и ни о каком бумажнике, естественно, не знаешь и в глаза его не видел. Потом напишешь встречное заявление

на Ирину о клевете. Такой вариант тебя устраивает?

– Вполне, только писать мне придется каракулями или левой рукой.

– Хоть ногой, главное, чтобы была бумага, которая, кстати сказать, тоже может исчезнуть, если ты будешь плохо себя вести.

После неприятных и болезненных процедур, которым я подвергся в милиции, а затем и в больнице, я шел в направлении пляжа и думал, почему меня так заинтересовало его преподобие, почему я упорно стараюсь его привязать к тому волосатому парню, если факты говорят, что никакой связи между ними нет и быть не может. Во-первых, Лева приехал тогда, когда Шмара уже отдыхал в морге, и это бесспорно подтверждают его проездные билеты. Во-вторых, тот парень смотрелся покрепче. Хотя это могло мне просто показаться. Сработал психологический фактор. Еще бы, за пять секунд уложить двух мордоворотов сможет не каждый. И еще волосы. Как быть с ними? То, что тот парень не был в парике, я себе уже доказал. Но в конце концов, что ему мешало сразу же по прибытии постричься? Это идея! Нет, он не похож на недавно подстриженного, а впрочем, совсем не вредно на него взглянуть именно с этой точки зрения. И вообще, придирчивее сопоставить его с тем парнем в свете моих новых предположений. Как жалко, что тогда в вагоне-ресторане я закрывался газетой. Если бы не мое равнодушие, я рассмотрел бы его гораздо тщательнее.

Примерно таким образом, бормоча себе под нос, я добрел до пляжа, а точнее, до первых торговок-разносчиц. Их дрянные пирожки почему-то показались мне верхом кулинарного совершенства, и даже прогорклый запах вызвал волчий аппетит. Исходя из этого, я заключил, что последний раз ел вчера днем.

– Девушка, мне шесть штук, пожалуйста, - подойдя к одной из них, попросил я.

– Какая я тебе девушка, - грубо и вызывающе ответила она.

– Извините, бабушка, дайте мне шесть пирожков.

– Капай отсюда, убийцам не продаю!

Гордо подхватив свои корзины, тетка засеменила прочь. Хорошенькое дело, с легкой руки Ирины уже весь пляж считает меня убийцей. Если так пойдет и дальше, они устроят мне суд Линча.

Марина лежала на нашем месте и оживленно болтала с сидящим напротив пастором. И при этом они что-то жрали. Вопиющая наглость. Положительно вам не везет, господин Гончаров, обложили со всех сторон.

– Доброе утро!
– гаденько поздоровался я.
– Не помешал?

– Нет, что ты?
– удивилась Марина.
– А почему тебя не посадили?

– А за что, смею вас спросить?
– Возмущенный такой осведомленностью, я бесцеремонно уселся рядом.

– За то, что вы хотели похитить мои деньги, - флегматично ответил святоша.

– Господь с вами, какие страсти вы говорите. Не дай бог во сне такому привидеться. Кто вам такое сказал? Плюньте ему в глаза.

– Все ясно, значит, недаром говорят о вашей дружбе со следователем.

– Возможно. Кстати, Лев Петрович, довольно-таки подло с вашей стороны уводить чужую бабу в отсутствие ее кавалера.