Гончаров подозревается в убийстве
Шрифт:
Удивительно, пила она наравне со мной, но была гораздо трезвее. Все-таки странно устроен женский организм. Меня уже клонило ко сну, я с трудом сдерживал зевоту. Видимо, она это поняла.
– Господи, совсем я заболталась, иди спать, постель я тебе приготовила, вся правая сторона с тремя комнатами в твоем распоряжении. Если проснешься ночью, вино и вода в холодильнике, ауфидерзейн, двоечник.
* * .*
Проснулся я с первыми лучами в полной уверенности, что дом еще спит, но глубоко заблуждался. Моя "немка" безо всяких признаков похмелья уже потчевала куриц зерном и арбузными
– А, проснулся, великий сыщик Пуаро, как головка? Бо-бо?
– У меня голова никогда не болит, я же дятел.
– Вот и у меня тоже, а то в холодильнике есть, можно полечиться.
– Потом, сперва я совершу утренний променад на море.
– Смотри, только долго не загорай, а то обгоришь и весь отпуск испортишь.
– Вас понял, к обеду буду.
– Что приготовить? Отбивные любишь?
– Конечно, если с кровью.
Когда я уже уходил, то на веранде столкнулся с дрожащим похмельным синдромом по кличке Шмара. Когда он наливал вино в пиалу, рука его дрожала, как сердце девственницы перед первым абортом.
– Здорово, Костя, - прохрипел он немыслимым профундо.
– Отличное вино, холодненькое, будешь?
– Обязательно, только после того, как вернусь с моря, ждите и не ругайтесь.
– Ну, ты что, у нас такого нет.
До пляжа было не более километра, и пока я неспешной походкой курортника туда добрался, солнце уже полностью овладело землей. Минеральная вода, лимонад и вино продавались практически в каждом дворе. Надо ли удивляться, что мое брюхо очень скоро стало смахивать на бурдюк. В нем что-то булькало, урчало и даже попискивало. Искупавшись, я в полном изнеможении свалился на песок. Наверное, я уснул, потому что вкрадчивый незнакомый голос заставил меня вздрогнуть.
– Дядя, эй, дядя, не спи, а то обгоришь, давай лучше в картишки перекинемся, - ласково предлагал мне стройный горбоносый парень с веселыми, бесноватыми глазами. В руках он мусолил новенькую, хрустящую колоду.
– Ступай отсюда, малыш, - также ласково, в тон ему ответил я. Понимаешь, я сюда приехал тратить деньги постепенно, в свое удовольствие, и это не значит, что я должен отдать их тебе сразу, за один присест.
– Да что ты, дядя, у нас все по-честному, можем один кон сыграть без денег, сам убедишься.
– Мальчик, твои хохмы мне были известны еще семьдесят лет назад, я работал тогда в ГубЧК. Дергай отсюда, малыш, пока у тебя не возникли серьезные неприятности, и по возможности не попадайся мне по утрам, когда небо голубое, солнце золотое, а в моей душе поют скрипки.
– Я тебя понял, дядя, останемся друзьями.
Шулер испарился так же незаметно, как и возник, но только я перевернулся на живот и закрыл глаза, готовясь вновь прослушать увертюру к "Севильскому цирюльнику", как мое публичное одиночество вновь было прервано. Поджарая, дочерна загоревшая девица бесцеремонно расстилала свою простыню в пяти сантиметрах от моей царственной персоны. Какая дерзость! Я не выдержал:
– Эфиебка, ты что, другого места себе не нашла? Пляж-то пустой.
– А я с тобой хочу, - категорично укладываясь на живот, заявила хищница.
– С какой это радости?
– немного озадаченный ее нахальством, спросил я.
– А ты беленький, новенький, вкусненький. Зовут меня Марина, расстегни мне лифчик, белая полоска на спине тоже должна загореть.
– Это мы могем, - весело ответил я, перерезая ножом тесемки купальника.
– Ты что, ненормальный или садист?
– лениво, не поднимая головы, спросила она.
– Не, я импотент.
– Врешь, подлец, меня не проведешь. Прежде чем к тебе подмоститься, я прошла и просмотрела половину пляжа. И совершенно обоснованно остановила выбор на тебе. Ты тогда лежал на спине и, наверное, смотрел эротическое кино. В общем, на импотента ты не тянешь.
– Допустим, но что тебе-то? Ты что, проститутка? Тогда не по адресу, у меня нет денег даже на кусок хлеба.
– И опять ты врешь, но дело не в этом. Никакая я не проститутка, а честная и порядочная женщина, жена обнищавшего профессора и мать семилетнего ребенка.
– Уже проходили, ври дальше.
– Я все сказала, кроме того, что моему профессору шестьдесят лет.
– Соболезную, но ничем помочь не могу.
– А я и не прошу, просто хочется полежать с мужиком.
– Это пожалуйста, за это я денег не возьму.
– А за что возьмешь?
– Не цепляйся к словам, лежи спокойно и отдыхай, если уж я тебе это позволил.
Мы замолчали, думая каждый о своем и вместе слушая волну.
– Горячие пирожочки, горячие чебуреки, обалденные сосиски в тесте! гнусаво и громко кричали пляжные доморощенные предприниматели.
– Холодные напитки, мороженое, берите, налетайте, все по высшему классу.
– Профессорша, чебурек хочешь? Который по высшему классу?
– А ты что же, угощаешь?
– Сделай милость, составь компанию, я не завтракал.
– Я тоже, придется твою просьбу уважить, но как я поднимусь, ты же, подлец, мне лифчик разрезал.
– Ничего страшного, тут полно голосисьтых девок, не робей.
– Нет, я так не могу, наверное, я еще не вполне приобщилась к цивилизации.
– Врешь ты все, ну да ладно, я тебе твой купальничек завяжу веревочкой.
Терзая горячие чебуреки, мы запивали их холодным сухим вином, и постепенно я проникался симпатией к моей приблудной овце. Более того, я уже с нескрываемым интересом разглядывал ее тоненькую фигурку и симпатичную, скуластую рожицу. Заметив это, она придвинулась ближе, почти прикасаясь ко мне своим жарким телом. Стащив с меня очки, посмотрела в глаза.
– Тебя как зовут?
– Костя.
– Ты один приехал?
– Нет, - чувствуя, как поплыла моя дурная голова, неуверенно ответил я.
– Ас кем?
– Со мною Бог и двенадцать апостолов.
– Ты где остановился? В доме отдыха?
– Нет, у своей знакомой.
– А я здесь неподалеку снимаю комнату с отдельным входом. Пойдем ко мне?
Я молча натянул шорты и послушным щенком потрусил за ней, заранее проклиная себя за очередной опрометчивый шаг. Только триппера мне и не хватало. Хорошо, если дело ограничится триппером, а если... Милка будет очень недовольна. Вечно ты, Гончаров, попадешь в какое-нибудь дерьмо. Еще не поздно повернуть. Хотя никто же меня не неволит, просто зайду и посмотрю, как она живет, потом галантно раскланяюсь и поблагодарю за чудесно проведенное утро.