Гончаров влезает в аферу
Шрифт:
Вот так, с подпиской о невыезде, в пятницу после обеда покинул я некогда родные пенаты. Прощаясь, Вайер настоятельно рекомендовал мне не соваться в это дело.
Как показали некоторые очевидцы, в тот день в подъезд Князева заходили трое парней. И пробыли они там примерно тридцать - сорок минут. Вышли в спешке, но не суетясь, по-деловому сели в белый замызганный "жигуленок" первой модели и тотчас отъехали.
Видимо, все шло по плану. И я для них был необходим лишь как слепой соучастник или просто подставка. Действительно, расчет был верный. Попадись мне следователем не этот замечательный мужик, а кто-нибудь из бывших врагов-сослуживцев, дело бы пришили будь-будь. И белые ниточки бы замазали. Деньги забрали до выяснения, только непонятно - чего. Бухгалтер Любаша от них напрочь отказалась. Бедная женщина! Наверное, у нее сейчас головные боли и расстройство желудка. Жаль, что мне нельзя ее посетить. И что делать с остатками аванса? Собственно, задание я выполнил, и не моя в том вина, что кто-то решил перекрыть Князю кислород.
* * *
Дома все шло нормально. Елена была в курсе происшедших событий и встретила меня как героя войны, только что вернувшегося с поля брани, как героя, ждать которого уже перестали. Омыв мою щетину обильной женской слезой, она попыталась отдаться мне тут же, в прихожей. И если бы не Студентовы антраша, ей бы это удалось.
– Мне кто-нибудь звонил?
– Ага, девка какая-то и мужик.
– Когда? Телефон оставили?
– Нет. Сказали, перезвонят. Несколько раз звонили.
И только мы сели за стол, телефон взбрыкнул. Я снял трубку.
– Мужик, ты жить хочешь?
– Конечно, - заверил я абонента.
– Тогда нюхай в тряпочку и не дергайся!
Трубку положили. Я сразу сообразил, чего от меня хотят. Собственно, наши желания совпадали, и мне было нетрудно послушаться доброго совета. Я люблю тайны и риск, но в разумных пределах.
– А ты надолго в гости?
– осведомился я у Елены, отрезая изрядный кусок шницеля.
– Ну ты и скотина!
– удивилась она, с трудом заглатывая застрявшее в горле мясо.
– Сейчас уйду, хам!
– Да ладно, посиди пока, - великодушно разрешил я, чем вызвал новый истерический всплеск.
Пришлось успокаивать подругу, утешать. От этого занятия меня отвлек телефонный звонок. Князевская бухгалтерша заквакала в трубку торопливо и сбивчиво:
– Константин Иванович... Надо же... такое... Я не могу прийти в себя... Такое несчастье...
– Еще бы, сто миллионов коту под хвост.
– Ах, что вы! Да не было никаких миллионов, в глаза их не видела. Я о Степане Ильиче. Такой человек был... А вы о каких-то миллионах. Ничего не знаю, я и вашим это сказала.
– Ну а я при чем? Зачем звоните?
– Ах, ну что вы! Вас ведь посадить хотели, я так рада...
– Что хотели посадить?
– Нет, что отпустили.
– Сомневаюсь. Зачем вам это было нужно?
– Что?
– Похитить Лию, удавить Князева и упрятать меня к белым медведям.
– Вы в своем уме?
– Да! Хорошо, что не в вашем. И вообще, оставьте меня в покое!
– Ну и ладно!
– воскликнула она, изображая обиду.
– Прощайте.
– Чрезвычайно меня обяжете.
Все. На этой истории нужно ставить точку. Но еще хотелось настучать кореянке по ушам за все то хорошее, что она мне устроила. И я решил сделать это, не вмешиваясь больше в их мафиозные дела.
* * *
Ранним субботним утром я развалился в шикарном кресле в князевской приемной. Напротив чавкал, пуская жвачные пузыри, качок лет двадцати. Он глубокомысленно - хорошо, что молча, - анализировал поведение небольшого резвого таракана, нагло посмевшего осквернить стекло и хром журнального стола.
Кореянка еще не явилась. Зато ровно в восемь через приемную в кабинет важно прошествовал Владимир Ступин, бывший вице, а ныне, как я понял, президент фирмы. При виде его парень, проглотив очередной пузырь, вытянулся по стойке "смирно".
Уже закрывая кабинетную дверь, Ступин соизволил заметить меня:
– Чего вам?
– Я, собственно, к секретарю.
– Зайдите.
– Слушаю вас, Владимир...
– Леонидович. Садитесь. Я бы хотел просить вас забыть всю эту историю. Видите ли, только-только мы стали входить в русло, и ваш приход...
– Он никоим образом не связан с вашими делами и князевской историей. Это личное дело и касается только меня и вашего секретаря.
– Вот как?
– Он улыбнулся уголками губ.
– Что ж, тут я бессилен. В таком случае...
– Позвольте единственный и последний вопрос.
– Конечно.
– Зачем вам понадобилось наговаривать на Лию?
– Наговаривать? Бог с вами! Я и сейчас могу повторить слово в слово сказанное мною ранее.
– Но по отзывам остальных...
– Да, знаю. Общее мнение коллектива о ней очень высокое, но, полагаю, я разглядел ее получше, чем прочие.
– Как же вам это удалось?
– Тут присутствует личный вопрос, и я бы хотел на этом закончить разговор. Тем более, что мы с вами договорились предать эту историю забвению.
– Но человек-то пропал.
– Сбежал!
– Вы уверены?
– Уверен я или нет - к делу не подошьешь, а вот ее записка подшита, и производство дела прекращено. Заходите, буду рад вас видеть.
Так нагло и так ловко меня еще ни разу не выставляли. Ошеломленный, я вышел в приемную. За мной тяжело вздохнула массивная дверь кабинета.
Чио-сан переобувалась. Грациозно присев и чуть отставив попку, она надевала на ножку позолоченную туфельку. Я подошел и ощутимо, с оттяжкой, к этой попке приложился. Девчонка пискнула кастрированным кроликом и пошла, как волчок, на одной туфельке кругами по паласу.
– Ну ты, гейша херова, - придержал я ее за талию.
– Хочешь в лоб?
Она внимательно посмотрела на меня своими черными миндалинами и ткнула пальцем мне в глаз. Теперь волчком завертелся я.
– Убирайся вон, козел вонючий!
– напутствовала она меня без тени гнева.