Гончая. Тень короля
Шрифт:
– Дорога к разоренному городу? – переспросил Джеральд. – Вы уверены, святой отец, что нам сейчас там рады будут?
– Как раз сейчас – да, – кивнул аббат. – Тяжкие времена настали для Армы, многие братья пали, защищая ее. И наш долг – заступить им на смену… В конце концов, мы ведь затем туда и шли, не так ли?..
Джеральд не нашелся с ответом. Брат Кевин, рассеянно взявшись за черпак, подумал и сказал:
– Мы послушны вашей воле, отче. И с радостью будем служить Господу хоть на Скеллиге, хоть еще где… Но не опасно ли теперь на дорогах? Война лихих людей плодит.
– Согласен. –
– Конечно, дойдем! – блестя глазами, воскликнул Гален. – Ведь чуть-чуть совсем осталось, да, отче?
– Да, дитя мое, – ласково улыбнулся аббат, потрепав мальчика по спутанным вихрам на макушке.
Джеральд медленно кивнул:
– И то верно… Не зря же брат Лири богу душу отдал…
Монахи примолкли. Упоминание о покойном брате всколыхнуло утихшую было грусть. Сразу вспомнился Скеллиг, безмятежные дни тихого служения, похожие один на другой – спокойные, неизменные от года к году. Вспомнились другие монахи, которые остались лежать в каменистой земле утеса… И эти воспоминания дымной горечью заволокли просветлевшие было лица членов маленькой общины.
Аббат, бросив укоризненный взгляд на послушника, расправил плечи:
– Не время печалиться, братья. Уныние – грех… Кевин, скоро ли ужин поспеет?
– И получаса не пройдет, – отозвался кашевар, дуя на черпак. – Гален, доставай пока миски. Их, правда, ополоснуть бы…
– Я помою, – с готовностью вскочил мальчишка.
Алби, оглядев свои грязные руки, тоже поднялся:
– Схожу за водой, что ли?.. Я тут ручей за оврагом видал. Джерри, пойдем, поможешь.
Он вышел из лачуги и остановился на крыльце, щурясь под теплым вечерним ветром. Оглядел тонущие в сумерках мягкие волны холмов, вдохнул родной сладковатый запах земли…
– Ведра я не нашел, – раздалось у него за спиной. – Может, вон ту кадушку взять? Она большая, правда, но если в четыре руки…
– Да я и двумя управлюсь. – Крепыш обернулся и понизил голос: – Не за тем позвал-то тебя, если уж честно… Джерри, приди в себя наконец! Брата Лири не вернешь, только сердце зазря бередить. Думаешь, другим не тяжко? Мне, аббату, братцам… Но мы же молчим. Терпим и молчим! А ты?..
Джеральд посерел и открыл было рот, чтоб возразить, но Алби остановил его коротким взмахом руки:
– Я все понимаю, но нельзя же вот так-то… Ты хоть о Галене подумай, ведь еще дите совсем. И без того насилу успокоили, а ты сызнова – брат Лири, брат Лири!.. Кому от этого легче станет? Вот доберемся до Армы, там и покаешься, и… Да хоть вериги [37] на себя надень, коли виноватым себя считаешь!.. Но из других-то душу не тяни! И мальчонку мне не доводи до слез, как друга прошу…
37
Вериги – разного вида железные цепи, полосы, кольца, носимые христианскими аскетами на голом теле для смирения плоти.
– А иначе что? – Послушник поднял на друга колючий взгляд.
Алби сурово нахмурился:
– Я ж не дворянин, Джерри. Я и в морду могу дать.
Он развернулся, поднял одной рукой валяющуюся у стены деревянную кадушку и, не оглядываясь, скрылся за углом соседней лачуги. Джеральд молча смотрел ему вслед.
А стоящий у окошка брат Колум смотрел на Джеральда. О чем говорили послушники, летописец не слышал, но, судя по жестикуляции Алби, тот в выражениях не стеснялся… «Так отчего же он тогда улыбается?» – озадаченно подумал брат Колум, глядя в лицо молодого дворянина. Улыбка была странная, неприятная и даже, пожалуй, пугающая.
– Уж не с ума ли сошел, спаси господь?.. – пробормотал монах, качая головой. Сидящий у огня аббат повернул голову:
– Вы что-то сказали, брат мой?
– Я?.. – очнулся летописец. – Да нет, это так… Мысли вслух, отче.
– Бросьте, – махнул рукой глава общины. – Садитесь лучше с нами. Сейчас отужинаем – и на боковую. А завтра, с первыми лучами, в путь. Отдыхайте, брат, пока есть возможность. Кто знает, что мы найдем в Арме?..
Отец Бэннан подвинулся на лавке, уступая место брату Колуму, и подумал, вздохнув про себя: «Что найдем – оно понятно. Как бы только раньше нам чего другого себе на беду не найти!»
Дуан Мак-Грат, борясь с наплывающими приступами тошноты, приоткрыл глаза. Все та же крохотная комнатка с голыми каменными стенами, темные дубовые балки на потолке, распятие у изголовья кровати… «Где я?» – хотел спросить вождь, но не смог. Язык не слушался, мышцы лица словно одеревенели. Да и спрашивать, по совести, было не у кого – кроме лежащего колодой на узкой койке Дуана, в комнате не было ни души. Но ведь кто-то же привез его сюда? Кто-то раздел, перевязал раны, уложил в постель… Только где же этот «кто-то»?
Потолок закачался, деревянные балки угрожающе нависли сверху, словно готовые вот-вот рухнуть вождю на голову. Снова замутило. Мак-Грат смежил веки, боясь, что мерзкий черный водоворот снова утащит его куда-то вниз, туда, откуда ему только что с таким трудом удалось выбраться… Вроде полегчало. С закрытыми глазами голова кружилась гораздо меньше. «Смотреть-то все равно не на что, – промелькнуло в голове раненого. – Даже окон нет. Да где я, черт побери?..» Он прислушался. Тишина, только по стенам снаружи что-то монотонно шуршит – наверное, дождь. Где-то капает вода…
– Немедленно забудьте об этом, преподобный! – вдруг раздался совсем близко чей-то раздраженный голос.
Громко хлопнула дверь. Вождь вздрогнул от неожиданности.
– Но прошло уже три дня! – возмутился кто-то другой.
Дуан навострил уши – в отличие от первого этот голос был ему очень даже знаком. – Вы понимаете, что клан Мак-Гратов считает своего вождя погибшим?!
– И что с того? – пренебрежительно отозвался первый.
– Как это что?! – ахнул второй. – Побойтесь Бога, лорд! Даже если дележа власти удастся избежать… Вы о семье его подумайте! Они ведь его, считай, уже похоронили!