Гончий бес
Шрифт:
Кстати, напрасно я не удержал его силой. Мог бы теперь пригодиться. Если швырнуть терьера через забор, сторожевой волкодав наверняка бросится его ловить. Проворному комбинатору вроде меня как раз хватит времени, чтобы диффундировать сквозь забор, пересечь двор и нырнуть в стену дома. А сейчас, блин, выкручивайся, как знаешь.
Я быстренько разделся, разулся, и спрятал вещи под разлапистую пихту. Пистолет устроил в кроссовке, рукояткой наружу. Теперь его можно было схватить практически мгновенно. Кожа тем временем успела покрыться мурашками. К вечеру температура опустилась градусов до десяти-двенадцати, вдобавок тянуло знобким ветерком от озера. Но это была сущая ерунда. Случалось мне совершать транспозиции и при минус тридцати
Атаковать забор решил с тыла. Существовала мизерная вероятность, что злая собака в присутствии хозяев сидела на цепи где-нибудь возле крылечка.
Целиком я не полез, просунул для начала только голову.
Собака и впрямь сидела на цепи. Да вот беда — цепь скользила по туго натянутому репшнуру, что позволяло здоровенному кобелю среднеазиатской овчарки бегать вдоль всего забора по левую руку от дома. Вторая псина, сука, бегала справа. Длин цепей им как раз хватало, чтобы на заднем дворе приблизиться друг к другу на полметра, дружелюбно показать клыки и бежать обратно, для встречи напротив крыльца. Проскочить между ними — нечего было и мечтать. Я выбрался обратно и призадумался. Решение пришло быстро, и было предельно авантюрным. В случае удачи оно могло дать мне несколько секунд, потребных для преодоления двора. В случае неудачи — отнять несколько килограммов мяса с филейной части. О совсем уж скверном итоге думать не стоило.
Я вернулся к ухоронке с одеждой. Вытащил из плаща пояс, подёргал. Вроде, крепкий. На глазок отметил от угла забора треть длины — со стороны, где бегала сука. Взял пояс в зубы и, вгоняя ступни и пальцы рук в кирпич, как в пластилин, полез наверх. Способ был не ахти — размягчённая стена «текла» под моим весом, я лишь чуть-чуть опережал собственное съезжание вниз. Однако, в конце концов, упорство было вознаграждено. Я высунулся над забором и ухватился руками за острия «пик». Овчарка уже поджидала меня снизу. Не рычала, не лаяла — среднеазиаты, кажется, вообще не лают, — только скалилась. Размахнувшись, я захлестнул пояс за репшнур, к которому крепилось верхнее звено цепи. Поймал движущуюся по инерции пряжку, застегнул пояс и набросил получившееся кольцо сразу на два штыря. Репшнур оказался притянутым к стене. Цепь больше не могла свободно скользить в обе стороны — перемещение ограничивала ремённая перемычка. Я от-толкнулся от стены, спрыгнул на землю и помчался в сторону заднего двора, куда собака добраться не могла.
Пока не могла.
Поняв, что её одурачили, сука сдавленно взвыла. Глухо загремела цепь. Куда хуже было бы, если б вместо капронового шнура оказалась проволока. Гром бы сейчас стоял просто колокольный.
Не теряя ни секунды, я погрузился в стену уже целиком. Высунулся во дворе. Собака рвалась ко мне с такой лютой яростью, будто мечтала сожрать. С чёрных губ летели хлопья пены. С противоположной стороны рычал кобель. Я вывалился из забора, в два прыжка преодолел отделяющее от дома расстояние и нырнул в кирпич повторно. Теперь меня было уже не взять.
О том, как буду выбираться обратно, я предпочитал не думать.
Мне посчастливилось материализоваться во вместительном полутёмном зале. Думаю, он занимал как минимум треть первого этажа. На полу лежала медвежья шкура, вторая такая же висела на стене, из которой я выбрался. На остальных стенах между узкими стрельчатыми окнами были в изобилии развешаны рога, головы животных и старинное оружие. Напротив меня громоздился исполинский, нарочито грубо сложенный камин. На каминной полке стояли часы с чугунным лосем, а возле камина — отличное чучело лесного кабана. Посередине зала размещался массивный деревянный стол, вокруг — тяжеленные даже на вид стулья с высокими спинками. От чучела, шкур и голов забористо пахло зверем. Дело было ясное, я попал в охотничью гостиную. К счастью, она пустовала. Двустворчатые двери с витражом, изображавшим сцену утиной охоты, были прикрыты.
Замирая и прислушиваясь после каждого шага, я на цыпочках пересёк комнату и остановился возле витражной двери. В щелку была видна часть холла, входная дверь и лестница, ведущая на второй этаж. По лестнице спускался мужчина в тренировочном костюме и тапочках. Он чрезвычайно походил на таксиста Улугбека, только постаревшего и по-грузневшего, из чего я заключил, что это и есть технолог-вредитель Искандер Махмудович. В руках у Искандера Махмудовича была двустволка.
Он подошёл к двери во двор, отпер замок и выглянул наружу. Раздраженно крикнул что-то не по-русски. Я бы ничуть не удивился, если бы собаки ответили ему человечески-ми голосами, но они промолчали. Видимо, это не удовлетворило хозяина, он вышел (дверь осталась распахнутой) и, громко разговаривая с овчарками, куда-то побрёл. У меня мелькнула мысль рискнуть и, не теряя времени, взбежать на второй этаж. Если Улугбеков обнаружит столь остроумно использованный мною пояс от плаща, у него может появиться желание обыскать дом и окрестности. В охотничьей гостиной спрятаться практически не-где, разве что «зависнуть» в стене. А наверху должно найтись немало уголков, где находчивый комбинатор без проблем схоронит своё тельце. Я начал осторожно отворять витражную створку.
В этот миг за спиной раздался ускоряющийся дробный стук, я начал оборачиваться — и тут в меня врезалась тяжёлая, шершавая туша. Не успев даже вякнуть, я как сбитая кегля вылетел в холл, перекувыркнулся и растянулся пузом кверху. Туша метнулась следом — и вот она уже стоит надо мной, широко расставив крепкие ноги с раздвоенными копытами и опустив к моему лицу могучее рыло с чёрным пятаком и загнутыми вверх клыками. Одно движение ими, и глотка хорошего парня Паши Дезире будет разодрана надвое.
Чтобы не видеть жуткую образину, я закрыл глаза. Кто бы мог подумать, что секач возле камина окажется живым! Он же стоял совершенно неподвижно! Животные на такое не способны. Тем более свиньи. Что здесь происходит вообще?!
Послышались шаги.
— Здравствуй, артист, — сказал знакомый голос. — Слушай, ты зачем зажмурился? Разве не рад видеть дядю Улугбека?
Я открыл глаза. Это и впрямь был таксист. Он потёр пересекающую лоб царапину и широко улыбнулся.
— Познакомься с Борькой. Видишь, я тоже могу дрессировать зверюшков. Правда, говорить они не умеют. Но им это и не надо. Говорить я сам могу, правильно? Искандер, — крикнул он в сторону выхода. — Эй, брат, хватит там шариться, иди сюда. К нам дорогой гость пожаловал. Артист, про которого я говорил. Только он почему-то голый. Захвати в сарайке какую-нибудь одежду.
Через минуту Искандер появился на крыльце. В одной руке у него по-прежнему было ружьё, а во второй — средневековый рыцарский панцирь, раскрытый, будто створки раковины. Братцы Улугбековы без долгих разговоров отогнали послушного как собачонка Борьку, поставили меня на ноги, надели панцирь, соединили половинки и застегнули, продев в железные ушки два висячих замочка. Потом заставили подняться по лестнице, втолкнули в какую-то тёмную комнату и заперли дверь, пожелав напоследок:
— Спокойной ночи, червовещатель.
Я врезал кулаками по железной скорлупе и произнёс в ответ несколько пожеланий, напитанных утончённым изяществом и запоминающимися художественными образами.
Услышав их, мне смертельно позавидовал бы любой боцман.
Глава 18
Марк
При ближайшем рассмотрении оказалось, что лицо и руки Дарьи Вольф покрыты слабо кровоточащими царапинами, а одежда местами разрезана как будто бритвой. На лежащие тела Марк взглянул лишь мельком, но и этого оказалось достаточно. От вида крови, а главное, от ощущения, что он видит только что убитых людей, его замутило.