Гончий бес
Шрифт:
— Да уж. Волшебная сила искусства, — отозвался тот.
Я посмотрел на него с интересом. Оказывается, у этого тюфяка имелось чувство юмора и неплохая выдержка. К сожалению, у Декстера и то и другое отсутствовало на-прочь.
— My Gosh! How the fuck did you do that? — взвыл он. — What the fuck is going on here?
— О-о-о! Как ты это, на хрен, сделал? — флегматично перевёл Фишер. — Чё тут ваще, на хрен, происходит?
Годов не удостоил его ответа. Он вернул волшебную гитару за спину и прохрипел:
— Вам понадобятся. Фонари.
— У меня есть парочка, — сказал отец.
Сбегав к жигулёнку, он
Включив их, мы ступили на лестницу.
Не знаю, как остальные, а я чувствовал себя археологом, впервые входящим в подземный храм древней цивилизации. Впереди — смертельные ловушки, кровожадные мумии воинов-защитников и, само собой, проклятье давно умерших жрецов. Проклятье тысячелетнее, крепко настоявшееся, а потому ставшее ещё более необоримым и убийственным. А вот ждут ли в конце пути сокровища, бог весть.
Ход был сухим, очень пыльным и довольно широким. На стенах висели светильники, большинство почему-то без плафонов и лампочек. Под потолком тянулись два вентиляционных короба, змеились кабели в толстой чёрной оплётке.
Игорь Годов вышагивал первым. Движения у него были явно нечеловеческими. Руки накрепко прижаты к бокам, ноги в коленях едва сгибаются, торс наклонён вперёд. Казалось, что он просто силится догнать падающее тело, и это ему пока удаётся. Но стоит ему замедлить шаг, как торс перевесит, и легенда русского панк-рока со всей дури врубится мордой в пол.
Следом косолапил дядя Миша с фонарём. Рядом — вооружённая пистолетом Сильвия и держащийся за ней в полушаге Декстер. Руки у него были свободны, но сомнений не было: при малейшей опасности этот ковбой-самурай мгновенно начнёт палить из обоих кольтов или сечь супостата катаной. Потом шли мистер Джи (в правой руке увесистая трость, левая покоится на кобуре с огромным пистолетом), Дарья с дробовиком под мышкой, и Марк Фишер. У толстячка тоже был пистолет, но он его не доставал.
Замыкала шествие наша троица. Отец нёс второй фонарь, а я Жерара. Бес сначала заявил, что побежит самостоятельно. Однако после того как на него едва не наступили разок-другой, благоразумно вернулся к напарнику. Поворчав для порядка, я взял его на руки. С ним мне было как-то спокойней. К тому же я помнил, что в экстренных случаях бес способен плеваться огнём. Пусть ненадолго, секунды на три, этот маленький болтун мог превратиться в настоящий, совсем не шутейный огнемёт. Выпущенная им струя пламени — тонкая и длинная как рапира, прожигала с одинаковой лёгкостью железо, камень и живую плоть. Мёртвую, кстати, тоже.
Мы двигались уже минут пять, не меньше, когда увидели первую дверь. Она располагалась в левой стене и была заперта толстенной железной плитой с круглым иллюминатором сверху и штурвалом посередине. На пыльном стекле иллюминатора чей-то шаловливый палец написал похабное слово.
Годов, не сбавляя шаг, прошел мимо.
— Интересно, что там? — спросил я.
— Золотые слитки, вестимо, — сказал отец. — Видал, какой запор!
— А судя по надписи, кое-что другое, — тявкнул бес, в конспиративных целях подражая моему голосу.
— По какой ещё надписи?
— По каббалистической.
— Что
— Конечно, — самодовольно отозвался бес. — Она была довольно лаконична. Икс, Игрек и N-зеркальное. Всё латиницей.
— Что ещё за эн-зеркальное? — недоуменно спросил отец.
— Ну такое… с тильдой. Вы наверняка эту букву и раньше встречали, Владимир Васильевич, — невинно сказал Жерар.
И тут до отца дошло.
— Кобель ты драный, — с ласковой угрозой проговорил он. — Подлая ты морда. Скотина вшивая. Да я ж из тебя чучело набью и отдам беспризорникам в футбол играть.
На нас обернулся Фишер. Судя по тому, что его физиономия выражало крайнюю степень озадаченности, Жерару удалось изобразить мой голос и впрямь близко к оригиналу.
Мы с отцом переглянулись и захохотали. Бес помедлил и тоже подхватил — азартно и не очень-то по-собачьи повизгивая. Фишер, окончательно сбитый с толку, вжал голову в плечи и ускорился. Вскоре он догнал Годова и дальше шагал рядом с ним.
Продолжая ржать, мы миновали ещё парочку похожих дверей — каждая провоцировала новый приступ смеха — и, наконец, вышли в широкое, но низкое помещение. Тут было немного светлей: горела морковно-оранжевая лампочка дежурного освещения. Влево и вправо открывалось несколько проходов. Некоторые подобно нашему уходили во тьму, один вёл наверх — там виднелись ступени. Вдоль стен громоздились составленные в не-сколько ярусов скамьи — вроде тех, что встречаются в старых кинотеатрах. Скреплённые между собой хлипкие стулья с каркасом из железных трубок, деревянными подлокотниками, поворотным дерматиновым сиденьем и дерматиновой спинкой.
Я представил себя сидящим на таком стульчике среди сотен людей, обречённо ждущих, когда сверху хлопнется атомная бомба, и по хребту у меня пробежал холодок. Смеяться мгновенно расхотелось. И не одному мне.
— Неуютненько, — шепнул Жерар. — Будто в склепе, блин.
Мистер Джи потыкал тростью в валяющийся на полу истоптанный плакат с «поган-кой» ядерного взрыва и объявил на карикатурном русском:
— Спасибо Горби, что кончал холодная война!
— Бать, а кто такой Горби? — спросил я вполголоса.
— Похоже, у тебя проблемы ещё и с криптоисторией, — констатировал отец. — Хотя в школе её не преподают, так что прощаю. Горби — это мелкий бес, соплеменник твоего Тузика. Только он воплотился не в собаку, а в кота. Был тайным советником при Михаиле Горбачёве, играл значительную роль в советской внешней политике. Например, внушил в Рейкьявике президенту Рейгану, что тот любит СССР всей душой. Иностранцы считали, что Горби — сокращённое от Горбачев. Так потом и повелось. После отставки хозяина Горби занялся рекламой кошачьего корма. Достиг больших успехов, между прочим.
— Ох, и здоров же ты врать, Владимир Васильевич! — похвалил я.
— Если бы, — без улыбки ответил отец и громко спросил: — Ну что, бойцы, каковы дальнейшие планы? Может, ну её на хрен, эту войну с саранчой? Пересидим Армагеддон здесь, да и дело с концом.
— Ты, Вовка, кончай провокации, — сказал Конёк-Горбунок. — У американцев чувство юмора слегка перекошенное. Они твоих ментовских шуточек не поймут.
— За мента можешь и в грызло схлопотать.
— Опять дружеская пикировка для поднятия тонуса? — ехидно спросил я.