Гончий пес 2. Правда Бориса. Часть 1
Шрифт:
За вновь выкопанными рвами загремели пушки. Но Андрей Михайлович даже не обернулся. Это полк поляков вел пристрелочную пальбу по дальним мишеням у леса. В походный шатер, где беседовали Курбский и Кашка, вполз едкий запах пороха. Бывший царский полководец чихнул. Как ни странно, что удивляло многих, он всегда жутко чихал от порохового зелья. Затыкал даже нос тряпками, но ничего не помогало.
То ли убеждения Курбского подействовали на Кашку, то ли накопившейся в груди желчи действительно нужен был наконец выход, но он все рассказал Курбскому.
– Парень ты крепкий и, вижу, смышленый,- сказал Курбский, выслушав исповедь Кашки.- Могу сделать тебя для начала десятником в моем полку. Пять талеров в месяц, дам домишко в Упитском повете. У меня их там много. Сигизмунд подарил.
Опять Кашка задумался.
– Неужто желаешь вернуться в Россию?- нарушил молчание Андрей Михайлович.-Мало тебе мытарств и невзгод, мало крови и злобы на родине видел?
– Злобы и крови я видел немало,- наконец заговорил Дмитрий.- Видел я и как хорошо, чисто живут люди в Литве. Да токмо тяжко мне мне без родины. Пропах я ею, сросся с ней, не оторвать. Я не лучше её, а она не лучше меня. Одно целое. Прав ты, воевода, страдаем от себя. А от себя не убежишь. Кто ж виноват, что она такая? Я и виноват, так за что ж её винить, за что предавать? Отпусти с миром, ежели можешь, молиться на тебя буду.
Курбский встал, отодвинул шторки шатра.
– Ишь, вечер уже скоро. А правую стену так еще и не заделали. На истового богомольца ты не похож. Да и обойдусь без твоих молитв. Умному-воля, дураку- колодки. Эй, Михайло!- позвал Курбский.
В шатер тут же влетел воин в кожаных латах с двумя длинными саблями по бокам. Сам он был лохмат и довольно низок, от чего клинки доставали до земли. Застыл, сверля глазами хозяина.
– Кто привел последний отряд пленных?
– Капитан Суербер.
– Сколько просит за голову?
Пленные русские были нарасхват среди шведов, литовцев и поляков. Кто из командиров брал их в бою, тот ими и владел. Из королевской казны "владельцам" выделялись деньги, если пленные использовались в государственных, а не в личных целях, например, при ремонте стратегических крепостей. Однако пленными торговали направо и налево, что, собственно, в Речи Посполитой не воспрещалось.
– Кажись, три с половиной талера.
Курбский расстегнул дорожную сумку, бросил на походный низенький столик несколько золотых.
– На, передай Суерберу. Скажи, Курпский купил.
В польских документах Андрей Михайлович значился именно как "Курпский", поэтому со временем он сам стал упирать на букву "п" в своей фамилии.
Михайло сгреб в желтые ладони монеты, со скорым поклоном выскочил из шатра.
– Ты свободен, Дмитрий Кашка, сын Адамов,- сказал князь.- Ах, да, сопровождение...
Курбский сел за стол, достал лист гербовой бумаги, быстро написал на ней что-то по-
– Можешь идти на все четыре стороны,- со сдержанной злобой сказал Андрей Михайлович.-Не держу. Надеюсь, расскажешь о моей...щедрости.
– Обязательно,- ответил Кашка, запихивая "сопровождение" под камзол. На выходе обернулся.- А ведь под Улой, я слыхал, Андрей Михайлович, ты лихо русских людей побил. И на тебе крови нашей немерено.
Он ждал как отреагирует Курбский. Понимал, что испытывает судьбу. Беглый полководец ведь может разгневаться и забрать назад свою "щедрость". Встретились глазами, кто кого переглядит. Первым их опустил Андрей Михайлович.
В черной дыре
Оператор Юра Головин попытался выглянуть из открытого шлюза корабля, за которым был отчетливо виден Александровский кремль. Капитан "Адмирала Врангеля" Федор Лопухин не пытался его остановить, настолько он был потрясен. Остальные члены экипажа тоже стояли, словно в немой гоголевской сцене.
Юра вытянул по-гусиному шею, но его лоб тут же уперся в будто прозрачную стенку. Он ощупал ее руками- и сверху, и снизу- одинаково. Тогда он ударил по "стеклу" кулаком. Картина с кремлем стала расплываться, превратилась в насыщенный, абсолютно пустой сиреневый фон.
К оператору подошла медсестра Алге Варнас. Её родители еще в прошлом веке перебрались из Литвы в Россию. На "Адмирале" её называли на русский манер Аллой или просто Алей, а она не возражала. Алге в переводе с литовского- ангел, а Алла с греческого- иная. "Да,- говорила она встряхивая шикарными пшеничными волосами,- я иная, таких ангелов, как я, больше нет". Варнас очень гордилась своей красотой, считала что милостиво одаривает ею окружающих. При кажущейся надменности, внутри она была мягкой и доброй девушкой, но при необходимости очень решительной и смелой.
Алге прикоснулась пальчиком к сиреневой стенке, постучала по ней костяшками пальцев.
– И что это означает?- обернулась она на капитана.- Где причал ?15, где Энона?
Лопухин изобразил на лице кислую гримасу, тоже подошел к шлюзу, но трогать его не стал. Затоптался, разминая длинными аристократичными пальцами тяжелый двойной подбородок. Он был покрыт легкой щетиной. Командир надеялся привести себя в порядок в лучшем отеле Эноны, где есть и озоновые ванны, и бесконтактные ионные бритвы.
– Да сделайте что-нибудь, задумчивый капитал!- воскликнула медсестра.
– Доктор, дайте своей помощнице успокоительного,- обратился Лопухин к врачу Чернозёмову.- Действительно загадка. Где штурман?
– Я здесь,- вскинул руку штурман Суховой, стоявший среди группы энергетиков, прилетевших на одну из термоядерных станций экзопланеты, на замену своим коллегам.
– Мы шли точно по заданному курсу?
– Бортовой компьютер "Илион" об отклонениях не сообщал,-пожал плечами штурман.