Гонки на выживание
Шрифт:
Когда волнение достигло наивысшей точки, он решил, что пора пускать в дело засадный полк.
Клоков пригласил в кабинет Бориса Владимировича и уединился с ним в той небольшой задней комнате без окон, в которой обычно проводил наиболее важные конфиденциальные встречи. Плотно закрыв дверь, они вели разговор, сидя в тех самых креслах, которые профессор Стенин был обречен помнить до конца своих дней.
Оба говорили очень тихо, хотя были уверены, что уж здесь-то их никто не слышит.
Но на сей раз они заблуждались.
В
— Александр Николаевич! Как вы приказали, мы записываем все подряд. Судя по всему, он почувствовал, что теряет контроль над событиями. Занервничал, но держится. У нас много любопытного, но две минуты назад они остались вдвоем в помещении "Z".
— Я не понял, с кем остались? — спросил Нифонтов.
— С Лапичевым. На наш взгляд, идет крайне интересный разговор. Вероятно, вам надо его услышать в прямом режиме.
— Хорошо, — сказал Нифонтов. — Переключите на мой кабинет.
И в ту же секунду руководители штаба услышали несколько искаженные, но вполне отчетливые и узнаваемые голоса вице-премьера и его правой руки.
"Клоков. …Что-то непонятное. Время давно вышло. Ни звука. Как полагаешь, в чем загвоздка?
Лапичев. Войдем в их положение. Будь мы на их месте, мы бы тоже не очень спешили, пока не убедились бы, что берем именно то, за что платим деньги. Так ведь? Скорее всего, сейчас нашего пациента обследуют доктора. К тому же там не могли не удивиться, когда вместо двух обещанных больных в приемном покое увидели только одного.
Клоков. Ну да, все так… Я сам говорю себе это сто раз на дню. Но, согласись, есть от чего сходить с ума! В Андреаполь никого не допускают. Никого.
Я же не могу показать какую-то нашу заинтересованность… Тут что-то не так.
Чувствую — не так. И Курцевский сам не свой. Он явно тоже ничего толком не знает и, похоже, готов ко всему. Но что там могло случиться, если они как-то вычислили, что те шестеро работают не только на них и целиком заменили состав?
Не понимаю, что там в Киеве? Почему не летят эти спецы от Антонова?
Лапичев. Вчера я приказал Морозову связаться с Тюниным из Росавианадзора, чтобы тот как-нибудь не от себя, а через два-три промежуточных звена позвонил им на фирму и осторожно выспросил, в чем там дело, почему задержка. Ничего толком узнать не удалось.
Клоков. Хохлы ленивые! Ждут, чтобы их немного расшевелили… Простимулировали, так сказать. Распорядись: пусть позвонят опять и втемяшат им, что берут на себя все расходы плюс оплату услуг и за срочность. Все — налом, понимаешь? В валюте. Тогда, наверное, зачешутся.
Лапичев. Понял, Герман Григорьевич.
Клоков. Понял, понял… Не чувствуешь разве, что-то рвется, расползается в руках? Только не могу понять, что и почему. Я просил тебя узнать — Нифонтов в Москве?
Лапичев. Видимо, в Москве. Но его не видно, и не слышно, как всегда.
Клоков. Два дня назад, ночью, первый номер имел с кем-то почти часовой телефонный разговор. Через наших в ФАПСИ ничего установить не удалось.
Лапичев. Симптом неприятный. Но это только симптом… Клоков. Ну ладно… Вернемся к нашей… авторучке. Или, как ты выражаешься, к «больному». Полагаешь, их доктора сейчас возятся с пациентом? Вполне вероятно.
Но они ведь знают — пока не поступит следующая часть проплаты за авторучку, до того времени не будет и чернил. Инструкция — только после полного расчета. Таков договор. Ясно? Ясно. Этим-то что тянуть, спрашивается? Не я их торопил, они меня.
Лапичев. Чернила уже едут.
Клоков. Хоть бы там все было спокойно. Чернила — это ведь главный вопрос.
Лапичев. Там все хорошо. Беспокоиться не о чем. Со дня на день выйдут за пределы… Клоков. Ах, Стенин, Стенин… Меня он волнует! Разумеется, у него против насничего. Но в любом случае мы с ним прокололись. Он где — в ФСБ?
Лапичев. Видимо, в Лефортове.
Клоков. Что значит «видимо»? Я вас держу не для того, чтобы упражняться в сослагательном наклонении! Нажмите на все кнопки! Стенин, что бы он там ни успел уже напеть, должен скорее встретиться с… любимым начальником.
Лапичев. Я понял. Но гарантий дать не могу.
Клоков. Тогда вот что: через надежных людей выйдите на Гурфинкеля.
Лапичев. Не понял, какого Гурфинкеля?
Клоков. Борис, ты устал, теряешь форму! Гурфинкеля, из «Комсомольца»! Отдай ему Курцевского со Стениным.
Лапичев. То есть как? Весь сюжет?
Клоков. О сюжете вскользь, туман и намеки. Основная вонь — Курцевский и Сидорчук. Всю компанию генералов — в бочку с говном! Наш сюжет под занавес, а Роберта на закуску. Торговля секретами распивочно и на вынос. Генеральный конструктор замешан в контрабанде! Их с Владленом надо размазать всухую. Чтобы неделю только об этом и галдели.
Лапичев. Пробный шар?
Клоков. Скажем так — осторожный зондаж с железной дискредитацией. Гурфинкель дело знает. Должен все расписать сочно, пусть превзойдет самого себя. Заплатишь ему не скупясь. Переведи на его лондонский счет или в Цюрих. Но шум должен быть такой, чтобы затмил все, понимаешь?
Лапичев. А потом что с Гурфинкелем?
Клоков. Пусть пока бегает… Такие гурфинкели на дороге не валяются.
Возможно, еще разок-другой пригодится. А там можно и… Сам понимаешь, сейчас решают часы. Статья должна выйти послезавтра. Большая. С выноской на первую полосу, основной блок — на второй или третьей. Не меньше половины полосы. А теперь ступай. Мне надо немного отдохнуть…"
Нифонтов отключил связь.
— Ну как вам диалог, коллеги?
— Чрезвычайно занимательный, — сказал Касьянов. — В сущности, имеется все, чтобы пригласить для дачи объяснений. Но не станем спешить. Пусть появятся «золотые улики». Как там с Курцевским со товарищи?