Гонки на выживание

Таманцев Андрей

— А хламида? — повернулся к нему Артист. — По-моему, уходя ты был одет побогаче.

— А ну ее, хламиду. — Боцман сверкнул белыми зубами. — Где-то на сучке осталась. Пускай теперь этим воронам дятлов транслирует.

— Принято и подписано, — согласился Док. — Ну а дальше-то что?

— А дальше — ничего, — сказал Трубач. — Есть, пить, веселиться, лабать на саксе. Если мы им нужны — прорежутся.

— Занятно, — встрепенулся Артист. — Почему-то принято считать, что художники и музыканты, как правило, дураки. Слушай, Ухов, может, ты не музыкант?

— Не-а, — покачал головой Николай. — Куда там! Я просто наемник. Солдат неудачи.

День прошел в точном согласии с программой, объявленной Трубачом. Ели, пили, вспоминали прошлое и по загадочному устройству человеческой психики к вечеру волнения минувшей ночи уже казались им далекими и нереальными.

Сами не заметили, как начало смеркаться, но уезжать не хотелось, да и Трубач обратно к людям в белых халатах не торопился. Вновь развели костер и просидели в разговорах до темноты… В Москву засобирались, когда уже совсем стемнело. Залили костер, сели в машину и медленно тронулись в молчании, понимая, что праздник кончился и они снова вступают в зону неизбежных боевых действий.

Неслись по лесной дороге как бы в узком коридоре между двумя стенами леса.

Лучи фар выхватывали из мрака самые храбрые деревца, выбежавшие из строя прямо к бетонке.

Вопреки обыкновению, Артист упорно молчал, неотрывно глядя вперед в ветровое стекло из-за черных спин сидящих впереди рулевого Боцмана и Пастухова.

Изредка посматривал и назад. Его тревога передалась остальным, и все не чаяли поскорей проскочить этот участок, эти семь или восемь километров лесного массива, откуда их безнаказанно могли «загасить» одним выстрелом из РПГ-7.

Все чувства, мысли и ощущения вновь сделались… фронтовыми, до боли напряженными. И потому Боцман все прибавлял скорость — благо, дорога была прямая, ровная, старая «стратегическая» бетонка, рассчитанная на прохождение танковых колонн.

Но вот лес кончился. Они выскочили на открытую местность, через два-три километра должны были выехать на магистральную трассу.

— Странно… — сказал Трубач. — Такой кусок отмахали — и ни одной машины. Ни навстречу, ни по пути. Вечером, в воскресенье… Тут никогда так не бывает. Всегда поток. А сейчас — никого… Очень странно.

— Да мы по той ли дороге пилим? — обернулся Артист. — Может, не там свернули?

И тут впервые ожил за двое суток сотовый телефон, который Артист на время перенес в «патрол» Пастуха из своей «БМВ»: кто-то вызывал их. Пастух взял трубку.

— Слушаю.

Но никто не отозвался.

Сергей свирепо посмотрел на трубку и швырнул на подставку между сиденьями.

— Кто там еще? — подавшись вперед, спросил Артист.

— Если б я знал, — ответил Пастух. — Товарищ не обозначился.

— Может, ошибка? — предположил Муха.

— Не думаю… — нахмурился Пастух. — Скорее, это… они. Давят на психику.

Еще около минуты ехали в молчании. Как вдруг, увидев что-то на дороге.

Боцман подался вперед и сбросил газ.

— Ах ты, яп-понский бог!..

Тут все увидели: впереди поперек узкой бетонной полосы лежала женщина в коротком зеленом платье, видно сбитая недавно проехавшей машиной. Объехать ее было почти невозможно.

Все ближе, ближе… Мрак, ночь, распластанное женское тело в ярком свете фар… — Не останавливай! — вдруг крикнул сзади Артист. — Боцман, гони! Проезжай!

— Да ты что?! — мотнул головой рулевой. Его нога уже автоматически надавила на тормоз. Всех мотнуло вперед, и «джип» встал как вкопанный, припав на передние колеса. Боцман и Пастухов одновременно выскочили из машины и бросились к женщине, не зная, ранена она или погибла. За ними кинулся Док с дорожной аптечкой в руках. Но вдруг, разглядев на бегу, как лежала жертва дорожного происшествия, повидавший сотни раненых и убитых, Док понял… — Назад! — закричал он. — Мужики, назад!

Но было поздно.

Снопы нестерпимо яркого света одновременно ударили из черноты. Мелькнули отсветы на темных кузовах спрятанных в кустах двух или трех больших машин, от них метнулись навстречу массивные тени с ослепляющими галогенными фонарями.

Пастух пересчитал точки фонарей — пять. Но в кромешной темноте нападающих наверняка было больше.

— Занять круговую!

Припав спинами к темным полированным бокам своего «джипа». Пастух и его люди встали в боевую стойку.

— Огни! — коротко, так, чтобы услышали только свои, скомандовал Пастух.

Фонари врагов прожигали насквозь. Но они же были и мишенями. Муха бесшумно взлетел и молниеносным ударом ноги выбил фонарь у ближнего нападавшего. Фонарь еще не долетел до земли, а тот, что держал его, уже был выведен из строя локтевым ударом в ухо. Перевернувшись через голову, как кошка. Муха оказался под «джипом». Схватил закатившийся туда фонарь, тряханул — стекло вылетело, но лампа светила вовсю.

Он направил луч в сторону — и они увидели противников.

В призрачном свете из черноты выступали темные силуэты здоровенных бойцов в пятнистой полевой форме и черных масках. При оружии — но не стреляли. Шли врукопашную. А в рукопашной каждый из людей Пастуха не уступил бы ни альфовцу, ни «вымпелу».

Темнота… Мелькание огней.. Хриплые вскрики, удары, стоны! Утробные вопли сраженных ударами в пах и в печень, дикий мат… Пастух «вывел в партер» первого, второго… Бок о бок с ним методично молотили и сваливали противников Трубач, Боцман и остальные.

Но и враги бились жестоко, умело, ловко. Женщины в зеленом платье, что прикинулась, будто ее сбила машина, уже и след простыл. Не иначе с ними, из их банды. Подлюка!

Вдруг неподалеку, за поворотом дороги, бахнул выстрел и над лесом, осветив все адским багровым заревом, шипя, взлетела яркая, как алая сварка, сигнальная ракета.