Гонки на выживание
Шрифт:
— Без документов, хотел удрать… — То есть в каком смысле без документов? — часто-часто заморгал Семен.Пожалуйста, вот мой документы. Скажите лучше — мой нос вам не понравился. Может, он мне и самому не нравится, что ж теперь делать? Что выросло — то и есть.
В толпе засмеялись.
— Ты мне тут цирк кончай! — рявкнул лейтенант. — То у него нет документов, то они есть! — Он торопливо пролистывал странички новенького паспорта. — Та-а-к, та-ак… Злотников Семен Львович… прописан — Вавилова, тридцать семь… квартира сто сорок восемь… А чего тогда убегал?
— Испугался очень, — развел руками Артист и подмигнул Мухе. — Нервы, знаете ли… проблемы… Трудное детство… Лейтенант, видно, не знал, что делать.
— Подожди, — вдруг спохватился один из его подчиненных. — А остальные-то где?
Их же вроде еще четверо было.
До лейтенанта вдруг что-то дошло.
— У с-сука! — заорал он на Семена. — А ну в машину!
— Да почему, — кинулся к ним Муха, — почему в машину, какую машину? Товарищи, да помогите вы, это ж полный беспредел!
— И этого тоже в машину! — вновь заорал лейтенант.
— Ну так и я с вами! — гаркнул мужик, похожий на отставника. — А то знаюпривезете сейчас, изметелите парней, а после с вас и взятки гладки.
— Да, да, поезжайте! — закричали в толпе. — Поезжайте обязательно!
— Вы из какого отделения? — подскочила какая-то дамочка в дорогих очках. — Я тоже поеду!
— Спасибо вам большое! — обернувшись, сердечно поблагодарил их Мухин.
Их затолкали в два патрульных милицейских «жигуленка», и машины тронулись с места.
— Артист он и есть Артист, — переводя дух, сказал Пастухов, выглядывая из арки соседнего дома.
— Что-то я ничего не пойму, — сказал Боцман, — Чего это он?
— А ты подумай, — строго ответил Пастух. Боцман подумал, но на лице его сохранилось прежнее недоумевающее выражение.
— Тьфу! — плюнул Док. — И до меня только сейчас дошло! «Дорожный патруль»!
Колькина будка у них наверняка есть. Отвел Артист от нас этих архаровцев. Ну а дальше-то что будет? Нас же осталось двое и двое.
— Как-нибудь выкрутятся ребята. Брать их не на чем.
— Ну да, — сказал Док, — если только не подвалят те, что заявились ночью.
— Надо деваться куда-то, — сказал Боцман. — Фото в «Патруле» — не хрен собачий. Колькина личность наверняка теперь у каждого постового.
Артиста и Муху привезли в обычное замызганное отделение. Их уж собрались пихнуть за решетку в дежурке, где полным-полно было всякого лихого уличного народа, но Артист закричал, что требует начальника, сейчас же, немедленно, что творится, мол, форменный произвол, и его с Мухой оставили перед барьерчиком, за которым сидел унылый дежурный, одуревший от криков, матерщины и расквашенных пьяных морд. Лейтенант, перегнувшись, что-то пошептал коллеге, и тот протянул ему листок протокола о задержании, но отставник, решивший грудью встать за правое дело, вдруг гаркнул привычным командирским басом:
— Товарищ дежурный! Я свидетель, и вот эта дама — тоже. Мы все видели. Ребят взяли ни за что.
— Ну, так в чем дело? — закрутил головой дежурный, попеременно переводя взгляд со скромно сидящих задержанных на свидетеля-доброхота и ретивого лейтенанта. — Давайте объясняйте… Артист поднялся, и с доверительной улыбкой обратился к нему как к полноправному вершителю истинной справедливости.
— Понимаете, лейтенант, я мог бы, конечно, жаловаться, мог бы устроить грандиозный скандал… Но это не нужно ни мне, ни вам, верно?
— Ну, говорите, говорите, в чем дело.
— Ваш товарищ потребовал документы, — начал Семен. — Я предъявил документы, они у вашего лейтенанта — мой паспорт и паспорт моего друга.
— Ничего не понимаю. — Дежурный даже глаза прикрыл: пытаясь сосредоточиться.
— Ха… — выдохнул Семен с вековой скорбью в глазах. — В общем, разрешите мне позвонить.
— Кому?
— Родственнику, дяде… Вы же не можете отказать гражданину в такой мелочи.
— Давайте номер, я сам наберу, — сказал дежурный.
Семен назвал семь цифр. Это был тот самый телефон, которым они имели право воспользоваться только в крайнем случае.
Артист и Муха с нетерпением смотрели на аппарат. Наконец дежурный сказал в трубку:
— Здравия желаю! Дежурный сто восемьдесят первого отделения лейтенант Квашнин. — Поднял глаза на Артиста:
— Кого позвать?
— Дядю Костю.
— Здравствуйте, дядю Костю позовите, — продолжил дежурный. — Дядя Костя?
Гражданин Злотников Семен Львович приходится вам племянником, так? Он находится у нас, задержан. Передаю трубку.
— Что стряслось? — быстро заговорил на том конце провода Голубков. — Куда вы делись? Докладывай, племянничек!
— Беда, — дрожащим от волнения и обиды голосом проговорил Артист. — Вы меня хорошо слышите, дядя Костя?
— Слышу хорошо, говори!
По голосу Артиста Голубкову стало ясно, что произошло действительно нечто непредвиденное и чрезвычайное.
— Шли мы по городу с ребятами, а тут ни с того ни с сего пришлось прощаться и расставаться. Мы туда, а они — сюда. Понимаете?
— Не совсем, — сказал Голубков. — Скажи яснее.
— Были мы все вместе, а теперь, как в песне — «ты налево, я направо, ну и до свидания».
— Вы чего это, чего мелете? — вскинулся дежурный. — При чем здесь песни?
— Понял тебя, — наконец сориентировался Голубков. — Вы разделились?
— Ну да, да! — воскликнул Семен. — Мы-то думали к Быкову заехать. А тут, оказывается, еще и Валерий Павлович вызывает, ну тот, знаете?.. Летчик. Друг нашего дяди Мони! Хоть разорвись!
— Понял, понял, — воскликнул Константин Дмитриевич, — все понял. Ну спасибо, племянник, ну удружил! Тащись теперь невесть куда. Ладно. Сидите там в отделении и ждите меня. Сейчас приеду, попробую договориться… Артист вернул трубку дежурному. Он и Муха не слышали, что сказал полковник Голубков лейтенанту, но лицо последнего сразу смягчилось.