Гонки на выживание
Шрифт:
Александра ничего не сказала. Она поняла, что у нее нет выбора. Ей оставалось только наблюдать и ждать.
Ждать пришлось недолго. Наступил июль, у Бобби были каникулы. Появилась масса свободного времени. Картинга ей уже мало, заявила она. Александра прочитала свод правил Международной федерации мотоциклистов, добавила к ним дюжину своих собственных и скрепя сердце дала согласие.
Бобби была на седьмом небе.
– Ой, спасибо, мамочка! – воскликнула она, бросившись на шею Александре и обнимая ее. – Клянусь, я буду осторожной, приезжай и посмотри
Александра похолодела. Можно было не сомневаться, что слова дочери означают нечто прямо противоположное тому, что она сказала. И как долго придется ждать на этот раз?
– Надо ковать железо, пока горячо, – убеждал ее Люсьен. Он бросил взгляд на Бобби, взял вправо, остановил машину на обочине и пристально посмотрел на нее.
– Ты хочешь сесть за руль или нет?
– Прямо сейчас? Да нет, не очень.
– Не сейчас, дурочка. Ты хочешь участвовать в гонках?
– Ты же знаешь, что хочу, Люсьен, – вздохнула Бобби. – Но все не так просто.
– Да брось! Конечно, если ты хочешь стать секретаршей или домохозяйкой…
– Ты прекрасно знаешь, что есть и другие возможности.
Люсьен пожал плечами.
– Ну да, конечно. Можешь остаться в школе до получения аттестата. А потом поступить в университет и проучиться там еще пять лет. Очень благоразумно. Я обеими руками за.
– Но я против.
– Ну наконец-то!
– Придется мне поговорить с мамой, – неохотно признала Бобби. – Просто мне ужасно не хочется ее расстраивать. Она все это уже проходила с моим отцом…
– Это же не твоя вина, cherie, что в твоих жилах течет его кровь! – Люсьен придвинулся ближе, насколько позволял рычаг переключения скоростей. Последние несколько недель они перестали пользоваться мотоциклом: автомобиль оказался куда удобнее. – Малышка, – прошептал он и обнял ее за плечи.
За лето она еще больше похорошела, и он порадовался, что попал в самое удачное время, когда девичья красота только расцветает и нежные, соблазнительные округлости становятся все более заметными внимательному взгляду с каждым месяцем. Он нашел ее рот и поцеловал, причем нежный поцелуй вскоре перешел в страстный.
– Люсьен, – попыталась выговорить Бобби, отбиваясь от него.
Но он не мог расстаться с ее сочными и нежными губами. Свободной рукой он нашел верхнюю пуговицу ее блузки и расстегнул ее, потом вторую и третью. Его рука нащупала ее грудь – такую юную, такую безупречную… Слава богу, Бобби никогда не носила лифчиков…
– Люсьен! – запротестовала она еще более энергично.
– В чем дело? – Удивленный, он наконец остановился. – Разве тебе не нравится?
Не сумев удержаться, Бобби расхохоталась. Люсьен нахмурился.
– Могу я спросить, что тут такого смешного? Знаешь, я не люблю ломак.
Бобби задыхалась от смеха.
– Да я и не думала… Просто у тебя такое лицо и…
– И что еще? – спросил он сердито.
Она заглянула через его плечо.
– И еще жандарм стоит у машины вот
– Merde! – Люсьен отскочил от нее как ошпаренный. – Застегни блузку, Бобби!
– А в чем дело? – спросила она, глядя на него невинно-круглыми глазами. – Я-то думала, Франция – это страна романтики.
Его губы побелели.
– Так и есть, черт побери. Но здесь стоянка запрещена. – Он опустил окно и выглянул. – Добрый вечер, офицер. Какие-то проблемы?
Позже, пока они прощались у входной двери, изнутри до них донесся нетерпеливый вой Легавого.
– Заходи, – пригласила Бобби. – Мама еще не спит, она будет рада тебя видеть.
Он покачал головой.
– Только не сегодня.
– Почему? Еще рано.
Люсьен с нежностью заглянул ей в лицо.
– Потому что ты ведь собиралась с ней поговорить, ты не забыла?
– Разве я собиралась?
Люсьен приподнял ей подбородок и ободряюще заглянул в глаза.
– Собиралась. И помни: вали все на гены. Ты же не виновата, что она вышла замуж за автогонщика.
– Пожалуй, ты прав, – вздохнула Бобби. – Да, ты прав, – повторила она решительно.
– Молодец, девочка!
Бобби тряхнула волосами.
– Моя мать гордится своей логикой. – Она усмехнулась. – Ведь против такого довода ей нечего будет возразить, верно? Я такая, какой они меня сделали.
Три дня спустя, охваченная дурным предчувствием, Александра позвонила Андреасу в Нью-Йорк, оставив сообщения у него дома, в «Алессандро» и во всех его кафе. Наконец, двенадцать часов спустя, он ей перезвонил.
– Что случилось? Что-то с Бобби?
– Да, – ответила она, с облегчением услыхав его голос.
Когда Александра закончила рассказ, на другом конце провода наступило молчание.
– Ты должен мне помочь, – сказала она.
– Каким образом?
– Отговори ее от этой затеи.
– Каким образом? – повторил он. – Я не видел ее и не разговаривал с ней почти два года.
Александра крепче стиснула в руке телефонную трубку.
– Андреас, ради всего святого, мы должны ее остановить! Вся эта затея нелепа, просто безумна!
– Почему это она нелепа? Только потому, что Бобби девочка? На дворе 1982 год, Али. Если женщина хочет водить гоночные автомобили, теперь уже никто не считает, что она сошла с ума.
– Я скажу тебе – почему! – От возмущения Александра уже чуть ли не кричала в трубку. – Потому что она думает, что гонки у нее в крови, вот почему!
Опять наступило короткое молчание. Потом Андреас тихо сказал:
– Именно это я когда-то пытался объяснить моей матери.
– Может, и так, – безжалостно продолжала Александра, – но по крайней мере в твоем случае это было правдой. – Она заставила себя смягчиться. – Извини, Андреас, я никогда бы об этом не заговорила, если бы не крайняя необходимость, но Бобби ошибочно убедила себя, что в этом ее призвание. Мне кажется, она в конечном счете пытается таким образом установить родственную связь с тобой.