Гонщик
Шрифт:
– Дик мне сказал так.
– Дик, значит, сказал, - почему-то улыбается Игрок.
"И ты до сих пор веришь всему, что тебе говорят?" - вспоминаю слова Стина. И еще: - "Не стесняйся использовать шантаж. В девяти случаях из десяти это самое действенное средство".
Решительно встаю и снова направляю на Игрока бластер.
– Значит, так, Ирвин, или как там тебя. Могу предложить два варианта на выбор. Первый. Ты говоришь мне, кто такой Паук, а я делаю вид, что не расколол тебя. Дескать, я уверен, что ты самый настоящий Ирвин. И второй вариант. Я сдаю тебя в полицию, и они быстро
Брови лже-Ирвина картинно ползут вверх.
– А малыш, оказывается, хочет играть по-взрослому!
– издевается он.
Я вдруг отчетливо осознаю, что его отношение ко мне резко переменилось. Если раньше я твердо знал, что ему ни в коем случае нельзя убивать меня - даже защищаясь, то теперь этот запрет исчез. Конечно, он все еще заинтересован во мне, как в источнике информации о картах, но это уже стало для него вторично, а на первое место вышло что-то совсем другое. И в этом самом "другом" я стал для него опасен, причем отнюдь не бластером, а самим фактом своего существования.
Я напрягаюсь. А он продолжает ерничать:
– Что ж, поиграем по-взрослому. Я тоже предложу тебе два варианта. Первый. Ты сейчас же говоришь мне, где карты… Вот только не делай такое лицо, я абсолютно уверен, что ты уже знаешь, где они… Ты говоришь и живешь. А второй вариант, ты не говоришь, где карты. И тогда я считаю до трех, а потом… - Игрок насмешливо смотрит на бластер в моей руке.
– …А потом я сворачиваю тебе шею.
– Ты не сделаешь этого, - говорю и чувствую, как противно начинает сосать под ложечкой, а спина становится мокрой от пота.
– Ты не убьешь меня, потому что моя смерть будет означать провал всей операции, а за такое тебя по головке не погладят. Паук будет в ярости и сам, своими руками расправится с тобой.
– Ты был бы прав, Брайан, если бы не одно "но". Один очень сильный козырь… Кстати, этот козырь ты только что отдал мне сам. Фактически подарил. Преподнес на блюдечке с золотой каемочкой!
– лже-Ирвин смеется.
– Так что теперь все изменилось. Отныне условия диктую я. Я, а не Паук, и уж тем более не ты, понял? Говори, отдашь карты?
– Нет.
– Стараюсь говорить уверенно и спокойно, но моя рука с бластером едва заметно дрожит.
Игрок замечает, усмехается и расслаблено откидывается на спинку кресла.
– Тогда я начинаю считать. Раз…
Все, разговоры закончились, надо стрелять. Мой палец давит на спусковой крючок, но за долю секунды до выстрела на меня обрушивается темнота - полная, абсолютная. В комнате не просто разом задвинули шторы и выключили свет, а, вероятно, сработали еще какие-нибудь затемнители, вроде черного дыма. Да точно, мои ноздри щекочет какой-то раздражающий тревожный запах. А вместе с запахом и темнотой приходит страх - дикий, неуемный, первобытный.
"Я попал в Ирвина или нет?!" - мелькает паническая мысль.
Нет, не попал…
– Два… - говорит голос из темноты.
– Уже два, Брайан.
Я стреляю на голос, а потом начинаю вертеться и стрелять во все стороны, чувствуя себя слепым, как крот, и беззащитным, как овца под ножом мясника. Игрок смеется. Еще бы ему не смеяться! В отличие от меня он настоящий, стопроцентный маоли. И он видит в темноте. А я нет. К тому же от наводнившего комнату дыма у меня начинает кружиться голова. Меня качает из стороны в сторону, я натыкаюсь на мебель, спотыкаюсь и едва не падаю, но охвативший меня панический страх заставляет держаться на ногах. Мне бы надо забиться в угол или прижаться спиной к стене, но все углы и стены словно исчезли, растворились в кромешной темноте.
– Где карты, Брайан?
– Голос, кажется, звучит сразу со всех сторон. Он окружает меня, обволакивает прямо-таки сумасшедшим, животным ужасом.
– Карты, Брайан. Где они? Это твой последний шанс. Последний, учти.
Мне кажется, я чувствую на затылке чужое дыхание и резко оборачиваюсь, но голос раздается прямо за моей спиной:
– Два с половиной… Брайан, где карты?… Тр-р-ри-и-и…
– Я скажу! Скажу!!!
– кричу.
– Зажги свет!!!
– Нет, говори так.
Голос, темнота и странный запах давят на меня, полностью уничтожают мою волю, делают меня слабым и покорным.
– Координаты, Брайан!
Называю координаты. Говорю код доступа к хранилищу.
– Теперь отбрось в сторону бластер, коммуникатор и генератор помех, - командует Игрок.
Выполняю. Раздвигаются шторы, впуская дневной свет. Со свистом срабатывает вытяжка, очищая комнату от черного дыма и запаха страха. Я трясу головой, приходя в себя, и вижу направленный на меня ствол моего же бластера.
– Садись в то кресло, Брайан, - командует Игрок.
– Я включу парализующее поле.
– Зачем?
– вяло удивляюсь я. Мне кажется, что из меня вытянули все силы. До капли.
– Я же сказал, где карты. Так отпусти Ирэн и меня.
– Э нет, не так быстро, - возражает лже-Ирвин.
– Вначале мы должны проверить, что координаты истинные. На это уйдет пара-тройка часов. А ты будешь ждать здесь. Садись… Кстати, если ты соврал, то я убью тебя, как и обещал.
Падаю в массивное, намертво привинченное к полу кресло. Лже-Ирвин щелкает дистанционным пультом, и стенная панель напротив меня сдвигается, обнажая конический раструб парализатора. Я едва не присвистываю: ни фига ж себе! Ну и оснащение тут у него!
Игрок снова оперирует с пультом, устанавливая режим поля, и я чувствую, как по телу начинают бегать мурашки. Все сильнее и сильнее. А потом они переходят в неприятное покалывающее онемение - так бывает, когда отсидишь ногу, только я сейчас "отсидел" все туловище. Вскоре парализующее поле набирает силу, и я полностью перестаю ощущать свое тело, за исключением головы. Ладно. И на том спасибо.
Игрок выходит из комнаты и, судя по звукам, спускается вниз, а ко мне бочком придвигается Сятя. И откуда он только вылез, троглодит? В пылу борьбы с Ирвином я совсем забыл о нем. Наверное, где-то прятался, трусишка, испугавшись связываться с маоли. Что ж, характер у Сяти совсем не бойцовский, зато преданности хоть отбавляй.