Гора трех скелетов
Шрифт:
– Доктора Булатовича смущает мое присутствие, – пояснила моя бледная как смерть спутница. – Я сказала ему, что я тоже детектив, что мы с тобой работаем вместе…
Я поспешил подтвердить наглое вранье. Лицо мое было до такой степени невозмутимо, что у доктора отпали последние сомнения.
– В общем-то это врачебная тайна, но вам я скажу, – начал он. – На ней было множество синяков, причем более раннего происхождения, чем рана на голове. Ну, знаете, словно бы ее крепко побил муж. Ноги у нее были стерты до волдырей, до крови. Два пальца сломаны. На запястьях и щиколотках у пациентки имели место
– Голову?
– Не только. У нее были выбриты подмышки и промежность, и так небрежно, что я просто не знаю, как она ходила после этого. Разве что в раскорячку, вот так… – И старый доктор, легко поднявшись с кресла, наглядно продемонстрировал, как это должно было выглядеть.
На Йованку я боялся даже взглянуть. К счастью, она сама подала голос:
– А белье, какое-нибудь белье на больной было?
– Хорошо, что вы напомнили! – обрадовался старик. – Нижняя рубашка на ней была надета на левую сторону, такая обыкновенная, розовая, а трусики…
– Что трусики?
– Ну, знаете, стриптизерши носят такие, на завязочках, чтобы они снимались легче… Да-а, вспомнил! На ней была военная форма и шерстяное одеяло на плечах.
Настала и моя очередь удивиться:
– Вы говорите, на плечах? Разве ее не принесли на носилках?
– Нет, молодой человек, в том-то и дело, что она была на ногах. Бредила, была практически без сознания, но в приемную вошла сама…
Йованка прерывисто вздохнула.
– А сколько, по-вашему, ей было лет? – спросил я.
Доктор Булатович с сочувствием взглянул на меня:
– Эх, друг мой… Женский возраст, знаете ли, хитрая материя… Ну что я вам могу сказать: была уже не молоденькая девушка, а зрелая сильная женщина. Другая бы и не вынесла все то, что с ней случилось.
– Вы хотите сказать…
– Я уже сказал вам, – перебил меня старик, – что она подверглась насилию, и очень жестокому насилию. Вполне возможно, что пережитый ею шок стал причиной упомянутой вами амнезии. Чаще всего люди забывают то, чего не хотели бы помнить сами… Ваша подруга, молодой человек… у нее с головой все в порядке?
Стало слышно, как чирикает севший на карниз окна воробей. Доктор, склонив голову набок, ждал моего ответа.
– Как вам сказать, доктор, – вздохнул я. – Она очень сообразительная. Временами даже умная… Но бывают моменты…
– Это пройдет, – утешил меня доктор Булатович. – Время, знаете ли, самый лучший лекарь. Рано или поздно ваша подруга все вспомнит… И благодарите Бога, что ей было не восемнадцать, молодая девушка просто сломалась бы психически.
– Доктор, меня не интересует ее возраст, – попытался объяснить я. – То есть он меня интересует, но только из чисто практических соображений…
– Вы собираетесь на нее жениться? – добил меня повеселевший старичок.
– Да нет же… То есть в смысле… – «О Йезус!» – простонал я про себя. – Мне просто необходимо знать, сколько ей лет. Это поможет в поисках.
– Понимаю, понимаю, – закивал мудрый доктор Булатович. – Видите ли, даже в нормальных условиях трудно, а подчас и просто невозможно определить возраст женщины. А если учесть состояние, в котором ваша больная находилась… Н-не знаю, молодой человек. Скажем так: ей было лет двадцать семь – двадцать восемь… Возможно, тридцать… А на сколько лет она сейчас выглядит?
И снова стало тихо, так тихо, что я услышал, как из крана в кухне доктора капает вода.
– Лет на двадцать пять, – отчаянно солгал я. – Нормально выглядит… То есть очень хорошо.
Если б кто-то и захотел повернуть в этот момент мое лицо в сторону Иованки, без бульдозера у него ничего бы не получилось. Я попытался сменить тему:
– А та, вторая девушка, она жива?
Доктор покачал головой:
– Я слышал, она погибла. Кто-то из сестричек знал ее, не помню кто, но мне говорили, чуть ли не в тот же день.
– А вы не могли бы вспомнить, кто именно. Это очень важно.
– Я понимаю, – согласился доктор. – Ничего не могу обещать, но попробую… Загляните ко мне вечерком.
– Ну и самое последнее, доктор. Какого цвета волосы были у той вашей пациентки?
– Вы хотите сказать, у пациентки доктора Стояновича? Черные, – улыбнувшись, сказал доктор Булатович. – Я бы даже сказал, очень черные. Ну вот такие же, как у вашей спутницы…
– Что с тобой? Ты неважно выглядишь…
– Со мной все в порядке. В полном порядке! – сердито отрезала Йованка.
– Там, в багажнике, у меня есть бутылка «люксусовой», сделай глоточек, помогает.
– Повторяю для непонятливых: отстань! – с трудом сдерживаясь, прошипела она.
Я показал пальцем на багажник и вылез из «малюха».
Телефон был занят не в меру говорливой мамашей: одной рукой она держала трубку, другой качала коляску с вопившим во все горло младенцем. Пока я дожидался очереди, в машине, похоже, что-то произошло. Еще недавно смертельно бледное лицо моей спутницы подозрительным образом порозовело. Йованка стояла у машины с эмалированной кружкой в руке.
Глаза у нее были зажмурены, голова запрокинута в синюю высь. Судя по всему, одним глоточком она не ограничилась. Ужаснувшись, я начал телефонный разговор в темпе стрельбы из «Калашникова»:
– Это полбат? Говорит двоюродный брат пани Ковалек. У меня кончается телефонная карточка. Найдите пани Ковалек. Срочно! Я перезвоню через пять минут. Спасибо.
По моим расчетам, второй звонок можно было сделать не раньше, чем минут через десять. Мою телефонограмму принял какой-то откровенно зевавший в трубку засранец. К тому же двоюродная сестра была нормальной женщиной. «Это еще плюс пять – семь минут!» – подумал я с тоской. В течение пятнадцати минут Йованка трижды прикладывалась к кружке. Когда она собралась сделать это в четвертый раз, я заскочил в телефонную будку, чуть не сбив с ног попавшуюся мне под ноги бабулю.