Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция
Шрифт:
— В нынешних условиях целесообразно, чтобы генеральный секретарь ЦК КПСС сосредоточился на вопросах партийного руководства. В связи с этим вношу предложение рекомендовать для избрания председателем президиума товарища Громыко. Андрей Андреевич — один из старейших членов партии, имеет большой политический опыт, известен как в нашей стране, так и в мире. Все это отвечает нынешней ситуации, интересам наиболее рациональной расстановки сил.
Благодаря этому Громыко еще три года провел на олимпе, тогда как остальных членов прежней команды отправили на пенсию. Впоследствии Андрей Андреевич, уйдя на пенсию, будет
Громыко очень жалел потом, что выдвинул Горбачева. Но способен ли был Андрей Андреевич поступить иначе? У него было природное чутье. Он всегда безошибочно ставил на фаворита. И разве мог он в конце жизни вдруг изменить себе? Он был верным, надежным исполнителем воли того, кто стоял во главе государства, — Сталина, Хрущева, Брежнева. Это и помогло ему выжить. Его жизненное кредо было «не высовываться». Он всегда был осторожен, избегал неразумных, неверных и опасных шагов. Это одна из причин его долголетия в политике. Усердие, послушание, упорство — и так до конца жизни.
Возможно, что Громыко-младший, как это нередко случается с мемуаристами, несколько преувеличивает роль и отца, и собственную в приходе Горбачева к власти. Впрочем, кто может с уверенностью ответить: а что бы произошло, если бы Громыко на первом после смерти Черненко заседании политбюро не предложил избрать Михаила Сергеевича генеральным секретарем?..
Приход Горбачева к власти можно представить как цепочку случайностей. Но, как говорят марксисты, случайность — проявление закономерности. Горбачев занял место на олимпе благодаря своим политическим талантам. И все его действия после избрания были закономерными.
Перестройка
Многие, похоже, подзабыли ощущения и мысли того времени. А я прекрасно помню тоскливое, раздраженное состояние общества накануне прихода Горбачева к власти и всеобщую жажду перемен, когда он взялся за дело. Наблюдал в ту пору высокопоставленных сотрудников партийного аппарата, которые в своем кругу, не стесняясь, крыли матом заскорузлую систему. С горечью говорили, что в стране идет распад, а вожди в маразме и лишились здравого смысла. Когда телевидение показывало членов политбюро, людей разбирал гомерический хохот.
Люди проводили в очередях столько же времени, сколько на работе. Горькие чувства вызывало происходящее в стране.
Генерал Владислав Ачалов в 1990 году был выдвинут кандидатом в народные депутаты России от Тульской области.
«Объехал три района, — вспоминал генерал. — Впечатления были безрадостные. То, что я увидел, вызывало по меньшей мере возмущение. Трудно передать, до какого состояния была доведена Тульская область (там был, припоминаю, первым секретарем некий Юнак), особенно ее сельское хозяйство. Бездорожье, непролазная грязь. Несмотря на хорошие земли (чернозем) и климатические условия — посредственное сельское хозяйство».
Упомянутый Ачаловым Иван Харитонович Юнак руководил Тульской областью двадцать четыре года. Был в ЦК на высоком счету. Юнак добился, чтобы Тула стала городом-героем. Вручать звезду городу приезжал Брежнев. А нелюбимый генералом Горбачев как раз сразу отправил Юнака на пенсию. Но выручить из беды область было значительно труднее.
Все надежды связывались с молодым генсеком. Преобразований жаждали и будущие яростные критики Горбачева. Разумеется, представление о переменах у всех было разное. Кого-то вполне устроило, если бы Михаил Сергеевич ограничился освобождением начальственных кресел от засидевшихся в них ветеранов.
Точнее было бы заметить, что и сам Горбачев не имел в руках готового плана преобразований. Его первоначальные намерения были достаточно скромными. Он не представлял себе, с чем ему предстоит столкнуться. Весной 1985 года даже лучшие умы не осознавали масштабов постигшей народ катастрофы, глубину ямы, из которой предстоит выкарабкиваться. Попытка найти ответ на один сложный и запутанный вопрос наталкивалась на необходимость решить множество других столь же трудно разрешимых проблем. Многие надежды, охватившие тогда общество, так и не станут реальностью.
Ответа за все неудачи потребуют от Горбачева. Но не честнее ли возложить вину на всех его предшественников, которые десятилетиями загоняли страну в тупик? Конечно, когда у пациента уже развилась флегмона и его срочно кладут на операционный стол, ему и больно, и страшно. Хирург держит в руке скальпель, и больной его ненавидит. Но разве не виноваты те, кто запустил болезнь, довел пациента до беды? Да и пациент, по правде говоря, хорош: видя пугающие симптомы, закрывал глаза и уповал на бездарных и неумелых докторов.
Вот ведь судьба Горбачева: ему суждено десятилетиями слышать упреки и проклятия. Главная претензия к Михаилу Сергеевичу: почему, взявшись за перестройку, привел страну к развалу?
Если отбросить частности, спор идет между теми, кто полагает, что советская система нуждалась лишь в обновлении, на худой конец — в капитальном ремонте. И теми, кто полагает, что советская система изначально была экономически неэффективна, а политически и нравственно гибельна для России.
Иногда говорят, что арест его деда Андрея в 1934 году — как кулака! — превратил крестьянского сына Горбачева во врага режима. Что Михаил Сергеевич с раннего возраста вынашивал идеи реформ. Все это миф. Ничто в его биографии не выдавало желания радикальных перемен. Он был партийным работником до мозга костей. Но достиг аппаратных высот в очень молодом возрасте. Его отличали живость, быстрота, с которой он соображал, и способность излагать свои мысли без бумажки.
Когда он пришел к власти, кто мог с уверенностью сказать, каковы его политические взгляды и устремления? Едва ли и он сам мог их сформулировать. Но ожидания с ним были связаны невероятные. От него ждали больших дел, подвигов Геракла. Надеялись, что он оживит, поднимет с больничной койки режим, находившийся при смерти.
Поначалу все шло по накатанной колее.
В середине марта 1985 года, уже при Горбачеве, был арестован известный публицист Лев Михайлович Тимофеев, статьи и книги которого распространялись в самиздате, печатались за границей, передавались радиостанциями «Голос Америки» и «Свобода». Тимофеева приговорили к тюремному заключению за его публицистику. Освободили уже через год, когда перестройка действительно началась.