Горчаков. Титулярный советник
Шрифт:
И, видимо, для этого придется стать… кем-то другим. Не беззаботным недорослем, увешавшим плакатами с актрисами половину комнаты. И даже не юнкером, не офицером на службе Ее Императорского Величества. Я вдруг вспомнил, какие у Кости были глаза до того, как погибли родители.
И какие стали потом.
– Что, не сильно приятная перспектива? – Дед улыбнулся одними уголками губ. – К сожалению, выбирать нам не приходится. Титул дает не только права и вольности, но и определенные обязанности… Обязанностей, поверь, куда больше. И не перед короной, которую, если разобраться, может надеть любой дурак, – а перед страной и государством.
Я молча откинулся на спинку стула. В чашке еще оставался
Но дед так, похоже, не считал.
– Думаю, ты услышал достаточно, – проговорил он, – чтобы понять: идея народовластия сейчас не только бесполезна, но и опасна сама по себе. – Дед задумчиво потер подбородок. – Правда, куда больше я бы опасался тех, кто все это затеял. И кто раздобыл для этих маргиналов оружие.
– Очевидно, Куракин. – Я пожал плечами. – Или кто-то из его… шайки. Сделать «глушилку» без сильного Одаренного в принципе невозможно.
– Это-то и пугает, – вздохнул дед. – Сами по себе взбесившиеся люмпены и пролетарии не опасны, будь их хоть тысячи. Но теперь…
Теперь пары десятков вполне достаточно, чтобы устроить кровавую баню. Хриплый со своей бандой убил двадцать восемь человек – а мог убить втрое больше. И что бы дед ни говорил про одного Одаренного, стоящего тысячу солдат с винтовками, – расклад сил поменялся.
И, похоже, уже навсегда.
– Остается только понять, зачем Куракину эти… народовольцы. – Дед одним махом опрокинул в глотку остатки чая. – Но на это уйдет время, которого и так немного.
– Ага… – Я опустил ладони на подлокотники. – Я пойду?
– Да, ступай. – Дед пододвинул себе лист бумаги и чернильницу. – Сегодня мы вряд ли выясним хоть что-то.
Кабинет я покидал со странным и непривычным чувством. Пожалуй, больше всего оно походило на облегчение… но и какого-то непонятного недовольства в нем тоже было достаточно. Нет, разговор с дедом, безусловно, много расставил по местам, я узнал то, о чем раньше только догадывался – или не догадывался вовсе.
И все-таки меня не покидало ощущение, что осталось что-то еще. Мне дали картинку: занятную, привлекательную, с мастерски отрисованными деталями, вплоть до мельчайших штрихов, – и все же неполную. Будто я держал в руках одну ее половину – но точно знал, что есть и вторая, пусть и не такая ладная и красивая. И как раз ее-то мне дед дать почему-то не захотел… А скорее, просто не мог.
Зато я, кажется, знал, кто может.
Глава 7
Я оставил машину и «Волгу» с охраной в паре домов от неприметного двухэтажного здания в Волынкиной деревне и пошел дворами.
Подступающий мрак декабрьского вечера, темный кирпич стен вокруг, хриплые крики за углом… Похоже, парочке местных не терпелось выяснить отношения кулаками. Насквозь пропитавший воздух запах дешевого табака, дыма и машинного масла. Редкие фонари, из которых половина вообще не работала, а вторая – светила так тускло, что можно было запросто сломать ногу в одной из бесконечных ям и выбоин на асфальте. Положить его здесь положили – похоже, еще до моего рождения, – но с тех пор так ни разу и не ремонтировали.
Рабочий квартал на окраине столицы – да еще и вечером в пятницу – уж точно не самое уютное место для прогулки. Но я все равно чувствовал себя… пожалуй, почти в безопасности. Местные мне не страшны, а наемники или бунтари-пролетарии с «глушилками» уж точно не станут охотиться на наследника дворянского рода здесь, на задворках.
Скорее уж здесь всем на меня плевать.
Кое-как проскочив в тени мимо болтавших о чем-то под козырьком парней в грязных робах и чудом не попавшись на зубок здоровенной лохматой собаке на цепи, я, наконец, добрался до места. И пробрался в мастерскую не через главный вход, как обычно, а через черный, о котором наверняка знали даже не все работники. К счастью, оказалось не заперто – судя по бессчетному количеству окурков у двери, Настасьина братия нередко бегала сюда посмолить папиросами или самокрутками. Запах до сих пор держался – значит, в последний раз выходили совсем недавно.
Может, кто-то еще внутри, остался поработать сверхурочно. Сама Настасья, конечно же, каждый день крутила гайки допоздна. Кажется, иногда даже спала прямо здесь, в мастерской, забившись под одеяло в подсобке с работающим на полную катушку радиатором. Декабрь еще не успел полноценно вступить в свои права, и погода стояла скорее осенняя, но ночи в здоровенном и кое-как отапливаемом помещении наверняка уже были холодные до жути.
Осторожно прикрыв за собой дверь, я прошел через что-то вроде короткого и широкого коридора. За дверью слева располагалась раздевалка и, кажется, даже душевая, за ней – вход в подсобку. И только потом начиналась, собственно, мастерская: огромное помещение почти квадратной формы.
По сравнению с моим прошлым визитом сюда, внутри стало явно светлее. Похоже, Настасья все-таки не пожадничала и заказала дополнительные лампы. Но на всю площадь не хватало даже их – так что я мог спокойно расположиться в тени у подсобки, оставаясь незамеченным. И наблюдать.
Мастерская запросто бы вместила и десяток машин, однако сейчас тут находилась только одна. Точнее, пока еще остов, скелет машины, обросший даже не половиной внешних деталей. Под новый проект Настасье удалось неведомо где раздобыть двигатель от «Мерседеса» – старой модели, производства еще пятидесятых годов. Трехлитровая рядная «шестерка» выдавала при толковой настройке две сотни с небольшим лошадиных сил. Не самый могучий и амбициозный мотор – но и на него нашелся свой покупатель.
Отец одного из бывших однокашников по Александровскому лицею, хотел получить что-то «стильное, современное, умеренно-экономичное, практичное, надежное, непременно отечественной сборки – и за разумные деньги». На тот момент мы с Настасьей не купались в заказах – так что взялись без особых раздумий. Машина одним махом сожрала три четверти всего заложенного бюджета – зато и появилась на свет буквально из ничего за какие-то две с половиной недели. Конечно, еще многое предстояло сделать: поставить коробку, оформить салон, доделать кузов… прикрутить колеса, в конце концов, – но многое уже было позади. Я даже мог кое-как разглядеть наваренный на решетку радиатора хромированный значок – стилизованные и чуть наложенные друг на друга буквы «М» и «Г».
Мастерские Горчакова.
Настасья скрылась под капотом чуть ли не целиком – из угла у подсобки я имел удовольствие наблюдать только ноги и… тазобедренную композицию, как сказал бы Богдан. Рабочая куртка висела на полуоткрытой двери. Видимо, дева-конструктор так распалилась, что ей даже стало жарко.
Любовь к работе грела Настасью лучше любой печки.
А может, тепло дарила музыка. Из проигрывателя на верстаке доносились бодрые аккорды хард-рока. Какие-то очередные модные британцы или парни из Штатов – в последнее время следить за музыкальными новинками категорически не хватало времени. Кто-то выкрутил громкость до упора, и надрывающийся динамик прибавлял перегруженным гитарам хрипа и злости. Но Настасью это, похоже, совершенно не беспокоило – скорее, наоборот. Она даже пританцовывала на месте – одними ногами, не отрываясь от мотора. Смотрелось это забавно, но одновременно и довольно… симпатично. Во всяком случае, просто стоять и смотреть я уже не мог – да и не хотел.