Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)
Шрифт:
От переводчика
На протяжении более года работы над текстом книги «Гордиев узел Российской империи: Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 – 1914)» Даниэль Бовуа оказывал неоценимую поддержку, консультировал и скрупулезно переписал и предоставил приводимые в работе цитаты из источников на русском языке. Перевод цитат из польских источников был осуществлен напрямую с польского языка. Следует также сказать, что все названия частей, глав и подглав обсуждались с автором, зачастую предлагавшим совершенно новые оригинальные названия. Кроме того, профессор Бовуа дополнял и редактировал уже существующий текст. По сравнению с предыдущими изданиями в третьей части книги появилась еще одна глава, посвященная вопросам религии и образования.
Огромным подспорьем в работе оказались материалы, выложенные на сайтах «Восточная литература. Средневековые источники Востока
Хотелось бы выразить благодарность за оказанную помощь и консультации Ирине Адельгейм, Хенрику Дуде, Маргарите Корзо и Андрию Портнову.
Мария Крисань
Введение 1
Сегодняшний российский читатель привык смотреть на Украину как на «потерянную» часть Советского Союза или Российской империи. Однако этой двусторонней российско-украинской перспективы отнюдь не достаточно, чтобы понять дореволюционные отношения. Век тому назад не столько украинский народ обвинялся в «предательстве», несмотря на «отпадение» Мазепы или Петлюры, сколько поляки с их вездесущей «интригой». Царская власть долгое время видела в самом украинофильстве происки поляков. Именно о необходимости постоянной борьбы с ними думал М.Н. Катков, когда писал: «Болит у нас в Киеве, а лечить придется Москву».
1
Специально для русского издания Даниэль Бовуа написал введение на русском языке. (Прим. пер.)
Данная книга предлагает трехстороннюю перспективу. Мне представляется чрезвычайно важным подчеркнуть, что если в религиозном смысле идея Московского государства как преемника Киевской Руси зародилась довольно рано (XV в.), способствуя в будущем созданию «воображаемого отечества» русских, то в политическом и действительном смысле большая часть Украины на правом берегу Днепра вошла в состав Российской империи только в 1793 г. в результате второго раздела Речи Посполитой.
Хотя в оправдание этого воссоединения Екатерина II говорила о «единоплеменниках» россиян, она и ее наследники не считали преобладавшее на этих землях крестьянское население достойным гражданских прав. Зато давний хозяин этих земель – шляхта представляла собой свободную группу, с которой нельзя было не считаться. Вплоть до 1917 г. проблема Правобережной Украины, как и всех западных окраин Российской империи, оставалась неизменной. Царские власти не могли решить, что сделать – смириться с культурным, экономическим и общественным преобладанием поляков или побороться с ним, а может быть, даже вовсе уничтожить?
Книга показывает, сколь масштабными были усилия царских властей по интеграции этих новых земель, каковы были успехи этой политики, а также значительные трудности, не позволившие вплоть до 1917 г. целиком достигнуть этой желанной цели.
Моя позиция как французского автора не могла быть националистической, она наднациональна. Меня в первую очередь интересовало постоянное столкновение трех идентичностей: российской, украинской и польской и сопоставление источников, исходящих от этих трех сторон. Для полноты исторического образа следовало бы добавить и еврейскую сторону. Ведь евреев на Украине было куда больше, чем поляков. К сожалению, мое славистическое образование сузило доступный мне круг источников, с которыми следовало бы работать при изучении этой группы. Таким образом, мое исследование носит только трехсторонний характер, однако, на мой взгляд, в этом и заключается его оригинальность.
Исследование касается не всей Украины, а ее части, находившейся между тремя реками: Днепром, Днестром и Бугом. О Левобережной (Восточной) Украине и о Галиции, входившей в состав Габсбургской империи, мы будем говорить только мимоходом. Предмет книги – обширная территория, равная площади Швейцарии и Португалии, вместе взятых. Известное в настоящее время ее название – Правобережная Украина – на протяжении изучаемого периода никогда не употреблялось. В составе Речи Посполитой эта территория состояла из трех воеводств. Существовавшие между ними границы с незначительными изменениями сохранились после присоединения к Российской империи. Воеводства стали называться губерниями – Киевской, Волынской и Подольской. Весь регион до 1831 г. административно никак не выделялся и в официальных текстах наравне с Литвой и Белоруссией определялся как «польские губернии». После первого Польского восстания 1830 – 1831 гг., чтобы хотя бы формально стереть воспоминание о происхождении этих губерний, их стали именовать «западными». С этого времени они напрямую находились в ведении Комитета западных губерний в Петербурге (до 1848 г.), в который входили сменявшие друг друга министры, причем интересующий нас регион воспринимался отдельно и назывался Юго-Западным краем; остальные же земли бывшей Речи Посполитой стали именовать Северо-Западным краем. Каждый край, сохраняя деление на губернии, в которых губернаторы отныне назывались гражданскими губернаторами, подчинялся своему генерал-губернатору. Эта структура сохранилась до 1917 г.
Земли, о которых пойдет речь, сегодня принадлежат к «ближнему зарубежью» и, как все утраченные части давних империй в мире, вызывают у некоторых русских боль от вырванной с кровью части тела. Все бывшие империи испытывают одинаковые чувства, особенно те их граждане, которые были лично связаны с землями, где им было хорошо и о проблемах которых они не хотели знать. Англичанам и французам было знакомо, а иногда знакомо и сейчас это чувство потери. Французские колонизаторы (слава богу, их уже не так много) придумали для определения этого ощущения слово «ностальгерия». И у поляков, которые были связаны с Украиной с XIV в., такая ностальгия сегодня еще очень жива.
Чаще всего все эти чувства и идеализированные связи выражались в лживой историографии XIX – XX вв., в которой постепенно складывались националистические мифы. Эти мифы еще ярче выражались в литературе и искусстве метрополий.
Очень долго в России не было настоящей независимой истории. Читающая публика должна была довольствоваться карамзинской схемой, которая почти без изменения повторялась в школах и университетах. Свободной истории не было, потому что с давних времен власть боялась как огня доступа историков к архивам. 7 сентября 1861 г. Н.И. Костомаров писал А.С. Норову, члену Академии наук (незадолго до этого бывшему министром народного просвещения), о непонятных трудностях с доступом к источникам в архивах: «Здесь неисчерпаемая бездна приказных дел, относящихся исключительно к внутренней жизни. Глаза разбегаются при взгляде на одни заглавия в каталоге. Сколько неизданных, почти нетронутых сокровищ! Нельзя жаловаться на бедность нашей истории… Следует сожалеть о том, как мы ленивы. По крайней мере, хоть теперь довольно скрывать наши источники под 12-ю замками. А они здесь укрываются от дерзких взоров, словно средневековая магия. Как не пожалеть, глядя на наши глупости? Зачем содержать этот архив?»
Не только в XIX, но и в XX веке хранящиеся в архивах материалы, взрывоопасные по своей силе, вызывали страх, в результате сформировался стереотипный образ: Россия покровительствует Украине и противостоит «лукавым козням» поляков (исключение составляет видение Украины в живописи, например знаменитые казаки Репина).
Припомним только несколько образцов этого эмоционального подхода, в котором формировались разного рода предубеждения. Панегирики по заказу двора были, конечно, частым явлением. Сразу после второго раздела Польши В.П. Петров выражал восторг по этому поводу в оде «На присоединение польских областей к России» (1793). Уже в 1817 г. началось литературное использование фигуры украинского гетмана XVIII в. как безусловного союзника России. Перу писателя-декабриста Ф.Н. Глинки принадлежит историческая повесть «Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия» (1817 – 1819). Как Н.И. Костомаров ни старался в своей обширной монографии 1857 г. доказать, что Хмельницкий больше стремился к самостоятельному освобождению Украины от польской власти, чем к сближению с Россией, образ великого союзника был нужен Петербургу. Поэтому, чтобы в конце концов изжить этот спор, в 1888 г. в Киеве, на самом видном месте, был поставлен памятник этому герою.
Как известно, больше всех способствовал созданию мифологического образа Украины у россиян Н.В. Гоголь. Уже в «Страшной мести» (1829 – 1832) ненависть направлена на пьяных поляков, которые беспощадно издеваются на постоялом дворе над православными. Немало русских и сегодня готовы поверить в то, что отношения, описанные в «Тарасе Бульбе» (1835 – 1842), отражают действительность, тем более что уже давно эта повесть включена в школьный курс литературы. Можно ли понять Андрия, сына Тараса, предающего казаков во имя своей любви к дочери польского вельможи, тогда как его брат Остап, истерзанный теми же поляками, умирает ради русской Украины?