Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)
Шрифт:
В третьей части нам предстоит объяснить, каким образом власти удалось достичь такого успеха. Как мы увидим, интенсификация сельского хозяйства и пищевой промышленности способствовала тому, что постепенно истончавшееся польское меньшинство, несмотря ни на что вплоть до 1917 г. продолжало считать Украину своей Аркадией. В 1917 – 1920 гг. большая часть имений сгорела, однако горстка владельцев, оставшихся на Волыни, вошедшей в состав воссозданного в 1918 г. Польского государства, продолжала грезить наяву вплоть до 1939 г., после которого от «польской» Украины не останется и следа… Обратимся теперь к анализу сути трехсторонних отношений, развивавшихся на протяжении полувека, предшествовавшего Первой мировой войне.
ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ:
1831 – 1863 годы
Выводы, к которым приводит нас изучение периода между двумя польскими восстаниями, значительно отличаются от того, что предлагает польская историография, а также работы, написанные в советский период, цель которых состояла в том, чтобы любой ценой затереть все, что могло бы навредить идеалистическому видению польско-русско-украинских взаимоотношений как сводящихся к революционным контактам и определенному культурному взаимовлиянию.
В действительности эти взаимоотношения – и непосредственное обращение к документам служит тому подтверждением – носили перманентно конфликтный характер.
Наше исследование выполнено прежде всего в историко-социологическом ключе. Это дает возможность показать, насколько для периода 1831 – 1863 гг. были характерны глубинные социальные перемены. Несомненно, самым важным результатом проведенной работы является установление того факта, что в результате активных административных мер российских властей было деклассировано 4/5 всей шляхты. В течение 1831 – 1850 гг. из 410 тыс. шляхтичей лишь 70 тыс. сохранили дворянские привилегии.
Перед нами случай наиболее широкомасштабного «социального манипулирования», который довелось пережить Европе еще до начала ХХ в. Это было следствие бюрократического усердия Комитета западных губерний в Петербурге, ставшего настоящей лабораторией, где проводились опыты по обрусению, которые затем, вплоть до начала ХХ в., российские власти будут применять и развивать и в других областях. На месте, в Киеве, ведущей фигурой и основным вдохновителем всех направлений политики русификации с 1837 по 1852 г. был Д.Г. Бибиков. Именно он отвечал за организацию всех антипольских мер, проводившихся на Украине, и стоял у истоков всех важных решений.
Нам удалось показать процесс элиминирования из социальной жизни 340 тыс. безземельных шляхтичей. Эта цифра поразительна уже сама по себе. Во Франции после того, как из числа знати в 1789 г. было исключено 120 тыс. человек, менее 1/5 существовало на грани «бедности». Российские власти на начальном этапе, с 1831 по 1833 г., поручили эту задачу дворянским собраниям. Однако вследствие проявленного собраниями сочувствия к просителям было выдано слишком много подтверждений благородного происхождения. Поэтому в 1834 – 1838 гг. царская полиция все чаще при проведении ревизий стала прибегать к помощи российских чиновников. Бибиков придал этой кампании формальный характер, создав Центральную ревизионную комиссию, действовавшую в Киеве с 1840 по 1845 г. Признание недействительными подтверждений благородного происхождения, которые пыталась представить безземельная шляхта, имело серьезные последствия для польского присутствия на Украине. Перечисление деклассированной шляхты в категорию однодворцев фактически означало принадлежность к крестьянскому сословию. Быть однодворцем означало потерю личной свободы, необходимость платить, как и крестьяне, подати, лишение права пользоваться дворянским судом, известным своей снисходительностью, рекрутскую повинность и, что очень важно, запрет на обучение в школе, т.е. потерю культурного контакта с другими поляками и малейшей возможности продвижения по социальной лестнице. Сперва шляхетская солидарность проявлялась в протестах предводителей польского дворянства, однако в дальнейшем она постепенно сошла на нет, и получившая подтверждение происхождения шляхта смирилась с насильственной дезинтеграцией существовавшей прежде общности. К 1860 г. польские дворяне уже окончательно отвернулись от прежних «братьев», теперь частично украинизированных. Этот процесс не сопровождался массовыми протестами. В конечном счете царские власти осуществили давнюю мечту многих польских аристократов, желавших лишить гражданских прав безземельную шляхту. Как оказалось, в Российской империи, последовательно «модернизировавшей» феодальное общество, были реализованы планы «патриотов», участников Великого (Четырехлетнего) сейма. Нам предстоит убедиться в дальнейшем, что этот первый в русско-польской истории пример «реструктуризации» имел такие же бесчеловечные последствия, как и «либеральная реструктуризация» конца ХХ – начала ХХI в. Земля, как в будущем деньги, стала значить куда больше, чем человек.
После рассмотрения административных методов и последствий ликвидации самой многочисленной группы шляхты наше исследование сосредоточилось на уточнении характера социальных отношений – как внутри, так и в окружении землевладельческой шляхты, получившей подтверждение принадлежности к дворянству. К наиболее сложным исследовательским сюжетам следует отнести проблему взаимоотношений польских помещиков с украинскими крестьянами. Эта тема была вынесена в начало второй части, так как она была основным фоном жизни польской шляхты, в том числе и деклассированной, служившей у помещиков.
Изучение архивных материалов указывает на трехсторонний характер существовавших взаимоотношений. Российская власть старалась не оставлять польского помещика наедине со своими крепостными и по возможности использовала слабость польской стороны в своих интересах. Украинский крепостной был ставкой в борьбе между властью и помещиками, объектом, завладеть которым хотела каждая из сторон. В собственности около 7 тыс. польских помещиков (не считая нескольких русских землевладельцев), находилось 3 млн душ, при этом 200 семей владели 568 тыс. крепостных.
Ход истории в XVII – XVIII вв. привел к образованию глубокой бездны между закрепощенным людом и польскими колонизаторами. В исследуемый период украинцы все с большей готовностью обращались к российской стороне. Это, несомненно, предопределялось общностью религии, но в еще большей степени – безрассудством и злоупотреблениями польской стороны. В период, когда одна доминирующая сила отступала перед натиском другой, Бибиков очень ловко использовал бесчеловечное отношение польского дворянства к украинскому крестьянству, примеры которого регистрировали дворянские суды, превращая плохое отношение к крепостным в суть обвинений против помещиков. «Инвентарные правила» 1847 г., устанавливавшие «разумные нормы» крепостничества, сыграли основную роль в формировании образа российской власти как защитницы угнетаемого крестьянства. Впрочем, этот отдаленный прообраз крестьянской реформы 1861 г. был всего лишь уловкой властей. Тридцатилетний период истории показал, что польские помещики и российские власти зачастую объединяли свои усилия в подавлении крестьянских волнений, приобретавших организованные формы.
После 1831 г., несмотря на данные крестьянам во время Польского восстания обещания, царские власти позволили польским помещикам вновь обуздать крепостных. Затем, в 1848 г., когда на Украине начались крестьянские волнения, власти забыли о положениях «Инвентарных правил» и с польской помощью заглушили отголоски Весны народов. А в годы Крымской войны российская армия протянула руку помощи польским землевладельцам в подавлении антикрепостнических волнений среди крестьянства.
Оказывая помощь польским землевладельцам, царские власти давали понять, что украинское крестьянство находится лишь в экономической от них зависимости, однако ни в культурном, ни в национальном плане никоим образом им не принадлежит, а является исключительно русской собственностью. Две несмелые попытки поляков установить контроль за украинским крестьянством в области культуры с помощью польского начального образования в 1844 и в 1860 – 1862 гг. были на корню подавлены царской полицией.
Анализ положения «легитимной» шляхты в третьей и четвертой главах этой части приводит нас к констатации двойного паралича, охватившего эту группу. Ее социальной эволюции препятствовал, с одной стороны, (а) груз «сарматской» идеологии, характерной для наиболее богатой части шляхты (составлявшей менее 10 % от 70 тыс. признанных польских дворян), а с другой – (б) многоликий страх, вызванный политикой царской власти.
(а) В начале четвертой главы дается характеристика застоя этой аграрной помещичьей среды, для которой было типично слабое участие в промышленном производстве, архаичные формы товарообмена. Жизнь находившейся вдали от переживаемых Европой волнений, наслаждавшейся dolce vita землевладельческой шляхты кажется вневременной, словно это был остров, Аркадия, не знающая бед. Богатая шляхта, увлеченная своими парками, резиденциями, охотой и балами, задавала тон этой жизни.