Гордое сердце
Шрифт:
— Не будем глупыми! — засмеялась она. — Мы страстно хотим друг друга сейчас. Вот, что это такое. Поэтому мы оба чувствуем себя странно друг с другом.
Он, не улыбаясь, посмотрел на нее сверху вниз.
— Я по-прежнему чувствую себя так, словно это не мы, — сказал он. В его глазах стояла пустота. Она, она должна создавать реальность. Его лицо не должно быть для нее глиняной маской, которую она не завершила, маской, которая жалостливо, смиренно ожидала, пока она закончит ее и вызовет к жизни.
— Давай, — деловито сказала она, — распакуем сумки и приготовим ужин. А потом искупаемся при лунном свете, Марк?
— Да, давай! — радостно согласился
Делать что-то вместе — вот что вернет ее снова к реальности. Они ощутят, что их двое, двое, планировавших долгие часы, которые после будут еще дольше. Они так давно мечтали об этом моменте, что не могли отделить его от мечты. Несмотря на то, что он наступил и они находились в нем, казалось, он все еще ждет их. Марк всюду следовал за Сюзан: когда она развешивала одежду на гвоздях, когда она накрывала сосновый стол для них двоих за кретоновой занавеской, когда она поджаривала бифштексы и варила кофе. Он не знал, чем заняться. Она была настолько проворна и ловка в каждом движении, настолько точна, что казалось, что она делает все одновременно. Он беспомощно стоял, восхищаясь ее скоростью.
— Ты удивительна! — восклицал он. — Я… Ты заставляешь меня чувствовать себя бесполезным.
Она поставила в чистый стакан воды красные розы, которые заткнула себе за пояс, покидая отцовский дом. Она поставила стакан с розами на стол, а когда он сказал: «Ты удивительна!» — она подлетела к нему и уткнулась лицом ему в грудь.
— О нет, нет! — твердила она, прижимаясь к нему. — Не говори про меня так!
Он изумился.
— Почему? Я правда так думаю! — воскликнул он. — Почему тебе не нравится, когда я называю тебя удивительной?
— Нет, нет… нет… — шептала она, задыхаясь.
— Ну! — с трудом проговорил он. — Ну, я не понимаю… Многие люди…
Внезапно она подняла голову и фыркнула.
— Ой, мясо подгорает! — закричала она. — Вот это не очень-то удивительно с моей стороны! — Она побежала и бросила шипящее мясо на тарелку.
— Сейчас я голоднее, чем когда-либо в своей жизни, — весело крикнула она. Они деловито склонились над едой и вскоре при виде друг друга в свете свечей почти успокоились.
— Вот он я, дорогая, — произнес он.
Они были почти реальные, но не совсем. Она размышляла, всматриваясь в его глаза: «Это просто мерцание свечей делает его глаза такими призрачными и темными, что они кажутся пустыми. На самом деле они не пустые. Я так его люблю! Он мой муж». Но несмотря на ее любовь к нему, несмотря на то, что она была женщиной, которая замужем за Марком, ее деловитый мозг продолжал разговаривать сам с собой: «Эта голова похожа на него такого, какой он сейчас. Возможно, я сделала все, что могла — возможно, мне не удастся вызвать ее к жизни, возможно, я не смогу вдохнуть в нее жизнь. Интересно, смогу ли я быть настоящим скульптором?» О да, она может, решительно сказала она себе.
Они встали и уселись рядом на маленьком крыльце, вглядываясь в озеро. Марк курил трубку. Они сидели очень близко и молчали, наконец осознав присутствие друг друга.
— Это начало, — прошептала она.
— Начало нашей жизни, — отозвался он.
В лунном свете и в тишине они становились все ближе друг к другу. Характерный цвет постепенно исчез с их лиц, глаз, плоти, и они стали больше напоминать очертания. Она чувствовала только его существо, дыхание, тепло, ожидание и робость.
— Теперь — в озеро! — вдруг сказал он.
Они раздевались в лунном свете, и их тела были белые, как мрамор. Он, наверное, холодный, как мрамор, если к нему прикоснуться. Но она тоже похожа на мрамор, подумала Сюзан, глядя на свое собственное тело, а она не была холодной. Марк стоял неподвижно, глядя на нее, и она чувствовала его холод и нерешительность.
— Пошли! — крикнула она. — Побежали к озеру!
Ей очень хотелось жизни и движения для двух их белых, словно вырезанных из кости, тел. Они побежали, взявшись за руки, а затем прыгнули в озеро вместе и поплыли. Они отплывали от берега, потом снова возвращались. Когда они вылезли, Марк дрожал.
— Слишком холодно, — сказал он. — Давай разведем камин.
Они бегом вернулись в хижину, открыли дверь, впустив внутрь ночь и темноту леса, он сложил поленья в камин, она встала на колени рядом и зажгла сухую лучину. Огонь вспыхнул. С секунду они стояли на коленях рядом с камином, а потом она почувствовала, как ее ноги двигаются к нему, а голова откидывается назад, чтобы встретить поцелуй. И даже за одно мгновение, предшествующее его поцелую, который должен был принести ей успокоение, мысли ее отлетели в сторону, чтобы быстро сказать ей: «Вот, вот этот взгляд мне нужен для маски. Он и вдохнет в нее жизнь».
Незавершенная голова Марка стояла в мансарде, которую Сюзан намеревалась переделать для себя в студию. Но пока еще она не чувствовала, что ей необходима комната, где бы она могла побыть в одиночестве. Это был ее дом, этот маленький домик в конце улицы, где она играла в детстве. Выглянув из передних окон, она видела то, что было так близко ей все время: ряды небольших белых домов, зеленая лужайка в дальнем конце, а сквозь вершины деревьев виднелся купол главного вестибюля университета, где преподавал ее отец и куда она с Марком ходила в течение четырех лет. Она одновременно и любила и презирала университет, зная, что он маленький и провинциальный. Попечительский совет его ограничивался двумя удачливыми фермерами, адвокатом и президентом местного банка. Она все еще любила этот свирепый, придирчивый, строгий преподавательский состав, в котором она знала каждого не только как пылкого догматика, который учил ее, но и как человека, на которого ворчал ее отец, как он ворчал на профессора Сэнфорда после собрания факультета: «Этот малый Сэнфорд — человек с причудами. Меня не волнует то, насколько хорошо он знает астрономию. Он ничего не видит, кроме своих звезд».
Бедный профессор Сэнфорд! То, что он жил среди звезд, было абсолютной правдой. Однако каждый из них жил и где-то еще, кроме этих маленьких домиков, в которых их бледные жены боролись с их младенцами и выполняли всю домашнюю работу, не имея прислуги. Сюзан также была знакома и с ними, и теперь смотрела из своих передних окон, помня обо всем этом. Она любила их, и ей было немного больно, когда она думала о них. Все они так сильно старались жить, ибо чувствовали, что жизнь — прекрасна; но их домики были такими маленькими, слишком маленькими и стояли так близко друг к другу, что им постоянно приходилось успокаивать своих плачущих детей, свой смех, гнев или рыдания. Только тишина держала их в уединении, так как они не игнорировали окружающих, и им была необходима благопристойность. Они умели обратить нужду в шутку и делали это. Но однажды маленькая миссис Сэнфорд взяла Сюзан за руку на факультетской вечеринке для выпускников. На ней было надето висящее, как на вешалке, кружевное платье, которое она надевала каждый год. Она немного застенчиво посмотрела на Сюзан и спросила: