Гордое сердце
Шрифт:
Эйприл, всегда отличавшаяся упрямством, оставалась непреклонной. Гарнизон отца располагался на границе Аризоны и Нью-Мексико. Там они поженились, а затем перебрались в Чарлстон. Дэвид стал служить в форте Самтер. Молодые провели вместе всего полтора года. Это было счастливое время, особенно когда родился Дэйви. А потом южане повели себя агрессивно, и Дэвид счел благоразумным отправить жену с сыном к своим родным в Бостон. Больше она его не видела.
Эйприл старалась приноровиться к укладу жизни в доме свекрови, где царила совершенно невыносимая атмосфера. Миссис
Все они не чаяли души в Дэвиде, а к Эйприл относились недоброжелательно. Ее жизнерадостность и веселый нрав приводили их в ужас. Когда она шутила, они хмурились. Эйприл начала опасаться, что может стать такой же унылой. Получив известие о гибели Дэвида, она все еще старалась им угодить.
Эйприл ухаживала в лазарете за ранеными, а миссис Мэннинг и золовки осуждали ее. Проявлять милосердие к конфедератам? Это уж слишком. Никто, по их мнению, из южан и пальцем не пошевелил бы, чтобы спасти Дэвида.
Эйприл не хватало мужа – заботливого, веселого, любящего. Совсем не такого, как его родня.
Поезд шел на запад. Бостон остался далеко позади. Оживленная, с надеждой на лучшее будущее, Эйприл поглядывала на ухоженные поля. Дэйви спал, прижавшись к ней. Переведя взгляд на сынишку, она наклонилась и чмокнула его в макушку. Теперь он узнает, что такое настоящее детство.
Радость и надежды ослабевали по мере того, как поезд удалялся от Атлантического побережья. Досаждала томительная жара августа, а копоть и пыль не давали возможности открыть окна. В вагоне она оказалась единственной женщиной, а Дэйви – единственным ребенком. Удивительно, размышляла Эйприл, война закончилась, но мужчины до сих пор в форме. Неужели она не напоминает им о пережитых трагических событиях?
А между тем послевоенная суматоха все еще продолжалась. Одни, демобилизовавшись, возвращались домой, другие были заняты поисками пристанища. Каждый куда-то спешил. Многие испытывали чувство неудовлетворенности и даже озлобленности. Четыре года ожесточенных боев не прошли бесследно. Да и работу найти было непросто. В этих условиях Запад притягивал, как никогда прежде.
Среди пассажиров выделялись двое мужчин. На них были штаны, какие носили конфедераты. Скорее всего, возвращаются из плена, решила Эйприл. Они не отвечали на колкости и насмешки окружающих. Удивляясь их выдержке, она внимательно наблюдала за ними и не могла не заметить, что один из них небезразличен к обидам. Странно – освободились месяц назад, а едут только теперь. И почему в одежде, доставляющей им столько неприятностей?
После особенно ожесточенной порции насмешек, нацеленной, по мнению Эйприл, на то, чтобы втянуть южан в драку, из которой они едва ли могли выйти победителями, она велела Дэйви оставаться на месте, а сама пошла в конец вагона, где вокруг незадачливых конфедератов сгрудились янки-северяне. Увидев ее, злобствующая группа мужчин расступилась.
Не обращая внимания на их недобрые взгляды, Эйприл остановилась напротив южан. Она сразу увидела крепко сжатые кулаки одного и безучастное выражение на лице другого.
Несмотря на то, что вагон был переполнен, одно место рядом с ним пустовало.
За два дня пути пассажиры, как водится, перезнакомились. Узнав, что Эйприл потеряла на войне мужа, все оказывали ей знаки внимания, играли с Дэйви. Как это часто бывает, сообща трапезничали, и только конфедераты держались особняком.
– Ничего, если я присяду? – спросила она тихо.
В глазах южанина постарше – ему история молодой вдовы тоже была известна – мелькнуло удивление.
– Будем рады, мэм, – ответил он приветливо и встал, не сводя, однако, настороженных глаз с набычившихся янки.
Эйприл оглянулась и, увидев недовольные лица, насупленные брови и злые глаза, нахмурилась.
– Война закончилась, – сказала она громко, и голос ее дрогнул. – Думаю, достаточно жестокости, ненависти и смертей…
Она запнулась на последнем слове. Ее волнение больше, чем что бы то ни было, заставило возбужденных северян вернуться на свои места.
Эйприл откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. А открыла, когда почувствовала прикосновение ладошки Дэйви.
– Мамочка, ты что?
– Все в порядке, Дэйви, – шепнула она, привлекая сына к себе.
– Спасибо, мэм, – сказал тот, что постарше, и улыбнулся. – Меня зовут Блэйк Фаррар. Я – лейтенант Первой Техасской кавалерии. Теперь уже бывший. А это мой брат Дэн.
Его губы сжались, а карие глаза погрустнели. Он коснулся руки брата, но тот не отреагировал.
– Он был ранен? – осторожно спросила Эйприл.
– Да. Только ран вы не увидите, – ответил старший Фаррар. – Боюсь, его никто не сможет вылечить.
Глаза Эйприл повлажнели, что еще больше удивило южанина.
– Слишком много ран и страданий, слишком много потерь, – сказала она вполголоса.
– Вы тоже, я слышал… – В голосе Блэй-ка Фаррара прозвучало неподдельное сочувствие. – Иногда… мы забываем об этом, но боль возвращается, хоть, говорят, время лечит. – Он сделал неопределенный жест рукой. – Куда путь держите, мэм? – Эйприл расправила плечи.
– Домой. В Аризону.
– У вас там семья?
– Отец. – Она улыбнулась. – А вы?
– Мы из Техаса. У меня там жена и двое детей. – Его взгляд смягчился. – Не видел их четыре года.
– Вы были… – Эйприл запнулась.
– В форте Уоррен, – закончил Блэйк Фаррар и нахмурился. – Два года. Два долгих, ужасных, голодных года…
Услышав знакомое название, Дэйви сказал:
– Мама ездила туда в лазарет, а бабушка была недовольна. Они все время ссорились из-за этого.
Глаза Фаррара округлились.
– Я думал, ваш муж…
– Северянин, – подтвердила Эйприл. – Все надеялась найти его в каком-нибудь лазарете у южан, вдруг кто-то из ваших не оставил его в беде.