Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик
Шрифт:
Видимо, пришла пора складывать вещи и готовиться в путь — только так можно было истолковать этот неожиданный осмотр.
Конон Молодый — жене Галине(письмо ему удалось переправить из тюрьмы в феврале 1963 года):
«Тебе известно, что я неисправимый оптимист, и не только по натуре. Сама наша идеология основывается на оптимизме и вере в славное будущее всего человечества. Оставим пессимизм нашим классовым врагам — у них есть достаточно оснований для этого. Признаюсь, что в октябре прошлого года я сам ожидал, что этот
Глава XXXIII
Теперь можно было считать дни.
Но считать пришлось недолго. Утром 21 апреля 1964 года заключённого номер 5399 отвели в баню. Едва я успел раздеться и намылить своё белое, уже три года не видевшее солнца, изрядно отощавшее тело, как появился старший тюремщик Берджес — сухопарый, весьма корректный надзиратель. Он заведовал тюремной «приёмной», его дело было — оформить заключённых, поступивших в тюрьму или покидавших её. Словом, появление Берджеса в бане было явлением совершенно необычным и не укладывалось в рамки тюремного распорядка.
Берджес поискал меня глазами и с присущей ему лаконичностью бросил: «Лонсдейл, к «губернатору». Срочно!»
— Зачем? — как можно спокойнее спросил я, продолжая намыливаться.
— Не знаю, кажется, вас отсюда увозят, — Берджес был осторожен.
Я быстро оделся. Я сделал это почти машинально, все мысли были сосредоточены на словах Берджеса. «А вдруг свершилось?» — мелькнуло у меня. Но особенно раздумывать было некогда. Берджес поторапливал.
— Я готов.
— Сначала в камеру, — открыл дверь Берджес. — Там соберёте все свои вещи… Быстро…
Мы вместе вошли в камеру, и Берджес присвистнул: у меня скопилось порядочно вещей — в основном книги. К тому же ещё двести томов были сданы на хранение в кладовую «приёмной».
— Ого! — сказал Берджес.
Здесь была великолепная библиотека о деятельности английской разведывательно-диверсионной службы, так называемого «Управления специальных операций» на территории оккупированной Европы во время войны. Я вынашивал замысел написать специальное исследование о работе УСО.
— Вам, пожалуй, всё это не уложить. Сейчас я прикажу принести картонный ящик, — любезно предложил Берджес.
— Спасибо, не надо, — ответил я и жестом циркового иллюзиониста извлёк из-под кровати картонный ящик, который припас сразу же после медицинского осмотра. На лице Берджеса мелькнуло удивление.
В «приёмной» меня уже ждала одежда, в которой я был арестован: тёмный плащ, серый с зелёным отливом костюм, чёрные ботинки, белая сорочка, галстук.
— Одевайтесь, — предложил Берджес.
Я переоделся, испытывая при этом неимоверное счастье. Как можно тщательнее перевязал свои вещи. При этом улыбался («Сияю, наверное, как медный самовар… Ну, да ладно. Вроде
Мне выдали «ценности». Получение их я засвидетельствовал своей подписью («Всё-таки правильно сделал, что проследил, чтобы всё это было точно записано»). Теперь все эти вещи были дороги как память о трудных годах моей работы.
— Идёмте, — наконец произнёс Берджес, и мы отправились в кабинет начальника тюрьмы.
Там кроме «губернатора» были ещё двое. Оба в штатском. Одного я видел за пару дней до этого — словно невзначай тот прошёл мимо меня во время прогулки, высокий, седой. Он явно принадлежал к полицейскому ведомству — выдавали выправка и манера вести себя. Другой, моложавый, ниже среднего роста, видимо, формы не носил, обыкновенный штатский костюм сидел на нём привычно и легко.
— Доброе утро, мистер Лонсдейл, — сказал начальник тюрьмы и протянул мне руку. Мне! Руку!
Впервые тюремная администрация пожимала мне руку. Так начальник тюрьмы мог поздороваться только с заключённым, которого ждала свобода.
— Доброе утро, — ответил я, старательно сдерживая радость.
— Я хочу представить вас этим джентльменам. Мистер… — он назвал «моложавого» мистера. Последовало рукопожатие, — начальник канцелярии министра внутренних дел.
Начальник канцелярии министра приветливо улыбался.
— А этот джентльмен — старший инспектор из управления полиции Бирмингема.
Старший инспектор тоже весьма радушно улыбнулся, протянул руку.
Затем все уселись в глубокие кресла у горящего камина. Представитель министерства внутренних дел сказал, что привёз пакет, который должен быть вскрыт только в присутствии мистера Лонсдейла. Он достал из кармана большой конверт и показал сургучные печати. Сломал их. Внутри был другой конверт, поменьше, который он передал начальнику тюрьмы. Начальник тоже показал печати и только после этого вскрыл конверт. Затем он принялся читать довольно длинный документ.
Текст был написан на принятом в Англии официальном жаргоне, о котором сами англичане говорят: «К чему писать одно слово, когда его можно заменить пятью». Содержание сводилось примерно к следующему: в соответствии с тюремными правилами от марта 1964 года вам предоставляется временное освобождение. Вас доставят на базу королевских военно-воздушных сил в Западном Берлине и обменяют на британского подданного. Если по какой-либо причине обмен не состоится, вас доставят обратно в Соединенное Королевство и вы отдадите себя в руки тюремных властей.
Закончив читать, «губернатор» подал документ мне, указательный палец его при этом был нацелен на подпись заместителя министра внутренних дел.
Я и не сомневался в подлинности бумаги.
— Я счастлив поздравить вас, мистер Лонсдейл, с освобождением, — произнёс «губернатор», — и желаю вам удачи.
Остальные два джентльмена кивнули, присоединяясь к нему. Пока читался документ, я ничем не выражал своих чувств. Теперь же снова позволил себе улыбнуться. Особого волнения я не испытывал: после медицинского осмотра я ожидал этого события со дня на день и подготовился к нему.