Гордость Карфагена
Шрифт:
Где-то на середине реки на них посыпались первые галльские стрелы. Вонзаясь в воду, они издавали булькающие звуки, словно камни, брошенные с берега. Но Имко и его сосед вскоре поняли, что это были не камни. Солдат, задорно шутивший рядом с ним, прервал свой рассказ на полуслове. Вака услышал приглушенный удар и влажное хлюпанье. Оглянувшись через плечо, он увидел, что стрела попала солдату в открытый рот. Она приколола его язык к нёбу и порвала голосовые связки. На лице мужчины застыла гримаса изумления. Он даже не успел испугаться. Возможно, позже его недоуме ние уступило место страху и отчаянию, но Имко, отвернувшись, не стал смотреть дальше.
Он схватил щит и пригнулся под ним. В его уме промелькнула мысль, что, отправившись в поход, он совершил фатальную ошибку. Все с самого начала шло не так, как нужно. На первой же неделе он подошел к ручью, чтобы напиться, и наступил босой ногой на рыбью кость. Рана была крохотной на вид, но вызывала невыносимую боль во время марша. В нее попали грязь и тина. Пятка распухла, под кожей появился гной. Чуть позже, где-то перед Пиренеями, Имко подхватил лобковых вшей. Эти свирепые твари истязали его пах, кусая так яростно и безжалостно, что он иногда подпрыгивал на месте и крутился волчком посреди боевой колонны.
Теперь он понял, что его жалкая жизнь подходит к концу. Вскоре их тела поплывут по реке, будто черные бревна. Он представил себе, как разрушительная сила природы займется его трупом. Перед мысленным взором Ваки пронеслись картины, связанные, в основном, с гениталиями. Вот голодная черепаха объедает его поникший пенис. Вот рыбы покусывают сморщенный мешочек его мужской стати. В задний проход — куда он никого не допускал — вонзится клюв плешивого канюка с длинной изогнутой шеей. Какой же он глупец! Почему он не покинул армию и не уплыл в Карфаген, чтобы насладиться недавно обретенным богатством своей семьи? Что он забыл в этих странных краях? Его боевые успехи скорее были дарами богов. Он злоупотребил их щедростью, посчитав себя настоящим воином и вообразив, что ему по силам сопровождать Ганнибала в его безумном походе.
В процессе размышлений он немного зазевался и не сразу заметил перемену в окружающей обстановке. Солдат, сидевший рядом с ним, съязвил насчет его отваги и посоветовал ему выглянуть из-за края щита, чтобы осмотреть дальний берег. Галлы пребывали в хаосе. Они кричали и указывали руками в противоположном от реки направлении. Некоторые из них повернулись спинами к приближавшимся плотам. Град стрел почти прекратился. Казалось, что в роще на берегу происходила какая-то сумятица, которую варвары лишь усиливали криками. Над деревьями поднимались клубы дыма, но не от костров, а от пожарищ. Затем завыли трубы. Их звуки мало чем отличались от рева, который недавно издавали боевые трубы вольков, но вой доносился с холмов и был каким-то неправильным. Хриплым и обрывистым, то возраставшим, то убывавшим по громкости. Диссонанс этих звуков вверг галлов в необъяснимую панику. Затем Имко увидел причину их ужаса. Из-за деревьев показался отряд Магона.
Воины молодого генерала безнадежно уступали галлам в численности, но их появление совпало по времени с моментом, когда первый плот достиг берега. Иберийцы прыгали с барж в реку и с мечами в руках бежали вперед по мелководью. Кавалерия последовала их примеру. Всадники подгоняли коней и понуждали их плыть к прибрежному тростнику. Солдаты начали швырять с барж дротики. Снаряды впивались в спины и бока полуголых варваров. Мужчина, стоявший рядом с Имко, не желая расставаться с копьем, метнул на берег топор. Его орудие неуклюже пролетело по пологой дуге и попало прямиком по черепу галла. Хотя удар пришелся обухом, его силы хватило, чтобы сбить человека с ног. Солдат, бросивший топор, издал рев звериного удовольствия, и от этого крика по телу Ваки поползли мурашки. Он тоже закричал, предвкушая легкий и стремительный разгром врага.
К тому времени когда Имко увидел камни на отмели, в которую уткнулся их плот, он забыл о страхе, загнавшем его под щит. Жажда крови, пришедшая на смену трусости, переполняла его. Имко выбрался на берег, помчался по краю воды и в неистовом беге первым же ударом сразил молодого галла. Тот упал и, повернувшись, взглянул на него через грязные космы белокурых волос. Сам не зная, по какой причине, Имко поднял меч и вонзил клинок в один из синих глаз.
На четвертый день переправа через реку была почти завершена. На западном берегу остались только слоны и погонщики. Понтоны для их перемещения готовились с тех пор, как армия достигла Роны. Сначала на большие плоты загоняли по одному слону и выталкивали плавучие средства на стремнину реки. Однако животные паниковали и ныряли в воду. Двум из них удалось вернуться обратно. Другие два слона доплыли до дальнего берега. Их спины и макушки торчали из воды, как остовы перевернутых лодок. Погонщики, наблюдавшие за ними, предположили, что звери каким-то образом чувствовали мелководные места и использовали их для переправы. Один из объездчиков клялся, что слоны могут плавать на большие расстояния. Он сам это видел на своей восточной родине. Но он кричал как сумасшедший, и поэтому ему никто не верил.
Признав транспортировку на плотах слишком рискованным предприятием, Вандикар решил испробовать другой метод. Он велел построить дамбу на берегу. В образовавшейся заводи солдаты соорудили несколько понтонов. Для этой цели использовались деревья толщиной в человеческий торс. Бревна накрепко связали веревками, сверху их забросали землей и посадили поверх грунта пучки зеленой травы и даже расставили несколько небольших деревьев. Через реку натянули канаты. Их привязали к понтонам и протянули до дальнего берега, где несколько отрядов должны были натягивать веревки, компенсируя напор течения.
Загнать животных на плавучие острова оказалось не просто. Самки, привыкшие доверять погонщикам, шли спокойно. За ними следовали встревоженные самцы. Они нервно обнюхивали землю и, чувствуя подвох, выражали свой страх громким ревом и хлопаньем ушей. Вандикар ругался на них на каком-то индийском наречии. Он совершенно не боялся огромных зверей. Главный объездчик шлепал их по задам, дергал за хоботы и даже плевал в глаза в порыве гнева.
Некоторое время его действия оставались безнаказанными, но затем один из молодых самцов выказал свое возмущение. Он мотнул головой — не злобно, но достаточно быстро, — и поймал Вандикара врасплох. Бивень слона подтолкнул его в плечо. Одна нога индуса запнулась за другую. В поисках поддержки он ухватился за декоративное деревце и, поскольку то не имело корней, Вандикар рухнул в реку — прямо на спину, с разведенными в стороны руками, с раскрым от удивления ртом. Его шумное падение подтвердило подозрения самца. Он развернулся и помчался на твердый берег, увлекая за собой остальных слонов — и самцов, и самок. Животных вскоре успокоили, однако погонщики перестали доверять своему начальнику. Он и прежде не внушал доверия, а теперь, когда выбрался из воды, казался большой промокшей крысой.
Постепенно слонов переправили на другую сторону реки: часть на плотах, других — вплавь. Армия снова двинулась вперед — на этот раз вдоль Роны в северном направлении. Ганнибал знал, что река свернет к Альпам. Кроме того, чем дальше его войска уходили от побережья, тем незаметнее они становились для римлян. Он был бы не против сразиться с легионом Сципиона, но ему хотелось быстрее добраться до Италии и уже там, в стране римлян, провести ряд успешных сражений. К тому же, они приближались к главному препятствию на своем пути. Он уже чувствовал нараставшую тревогу среди солдат. В этот год они пережили куда больше испытаний, чем обычно, однако грядущее покорение камней и льда лишало людей сна и заставляло их шептаться у костров. Ганнибал видел все это, поскольку его взгляд был острым и он прикасался пальцами к каждой части армии, как врач, который ощупывает тело больного в поисках ноющей боли.
Таким образом, его решение не прогонять толпы нищих и торговцев было не оплошностью, а осознанным действием. В любом случае, отказ от обоза представлялся ему почти невыполнимой задачей. Вместе с изгнанными могла улизнуть часть его солдат. Некоторые из офицеров прятали в обозе своих рабынь и наложниц. Даже пехотинцы часто нанимали оборванцев, сопровождающих армию, чтобы те выполняли за них обязанности по сбору фуража и хранению припасов. Многие солдаты пользовались услугами обозных проституток. Победы в сражениях обеспечивали воинов добычей, монетами, оружием и драгоценностями. Они охотно тратили мелочь на те развлечения, которые предоставлял им обоз. Ливийские ветераны вели за собой толпы рабов, приобретенных у галлов. Ганнибал знал, что эти солдаты серьезно относятся к своим правам на военные трофеи, поэтому он не возражал против работорговли. Возможно, польза от обозного люда заключалась и в том, что они создавали атмосферу нормальной жизни. Если женщины могли путешествовать по таким диким местам, таща за собой детишек с тонкими ручками, стариков, коз и свиней, то здоровым мужчинам грех было жаловаться на тяготы пути. Ганнибал отметил эту мысль, но позже отказался от нее как от иллюзии. Он понимал, что никто, кроме самых выносливых и сильных, не уцелеет в предстоящей авантюре.