Гордость Карфагена
Шрифт:
В тот же день, не потрудившись предупредить Имилце, Дидобал представила ее аристократии Карфагена. Женщины приветствовали чужеземку, но большую часть времени общались с хозяйкой дворца. Они вели себя напыщенно, давая понять словами и жестами, что Имилце сначала нужно доказать свою принадлежность к их кругу. Мужчины охотно беседовали с ней, однако было ясно, что они не уважение выказывают, а просто нагло заигрывают. Собравшись в круг, они долго обсуждали эпикурейский вкус и везение Ганнибала, завоевавшего такую милую дикарку. Они вспоминали имена женщин, на которых он мог бы жениться и которых, возможно, опробовал перед ней. Несколько гостей пошловато признали, что она может одурманить многих мужчин.
Несмотря на плоские шутки, этот вечер показал Имилце, что ее здесь не считают важной персоной. Ее прибытие заинтересовало местную знать лишь по двум причинам: она была женой давно отсутствующего военачальника, и она могла стать матерью следующего поколения Баркидов. Ее снова и снова расспрашивали о сыне, а затем снова и снова рассказывали ей о муже, как будто она ничего не знала о нем и нуждалась во мнении карфагенян — людей, которые вопреки своей удаленности во времени и пространстве претендовали на более тесное знакомство с Ганнибалом. Весь вечер она чувствовала нараставшее недомогание. Ее внутренности по-прежнему бунтовали в животе. Спазмы переместились в тазовую область и оттуда поднимались вверх.
В перерыве между вечерними торжествами Имилце извинилась и прошла в ванную комнату. Присев облегчиться, она обнаружила причину своих физических недомоганий.
Их породили не столько тяготы дня, сколько давно забытые месячные кровотечения, которые отсутствовали у нее с того блаженного момента, когда она забеременела Маленьким Молотом. Как много месяцев прошло после ее последней менструации? Почти два года. Имилце надеялась, что семя Ганнибала задержится в ней. Но даже до того, как ее цикл возобновился, она поняла тщетность этих ожиданий. Сидя на корточках, Имилце прислонилась к каменной стене и обхватила голову руками. На нее напала беспричинная грусть. Она думала о Ганнибале и молча осуждала его за то, что он оставил ее одну среди чужих людей.
Софонисба оказалась ответом богов на ее безмолвные молитвы. Младшая сестра Ганнибала подошла к ней в дворцовом саду, окрашенном лучами заката. Она принесла с собой два маленьких кубка с вином, один из которых предложила Имилце. Они уже встречались вечером. Но им удалось только обменяться кивками и обычными приветствиями.
— Ты пробовала это? — спросила Софонисба. — Вино из пальмовых плодов. Его считают напитком бедняков, но матери оно нравится, и она всегда держит небольшой запас для личных нужд. Его нужно пить осторожно. Оно сильно пьянит. Пойдем поговорим у рыбных прудов.
На вид Софонисбе было двенадцать-тринадцать лет. Ее женственность только начинала распускаться, но она проходила этот краткий период между детством и зрелостью с такой самоуверенностью, что заставляла Имилце стыдиться своей скромности. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы оценить монументальную красоту Софонисбы. По форме лба, скул и носа она напоминала мать, но тон ее кожи имел более светлый оттенок, чем у всех других сородичей, а рот был мягче. Имилце почувствовала, что ее собственная внешность меркнет рядом с красотой юной девушки. К счастью, Софонисба не согласилась с этим.
— Ты теперь самая грациозная женщина в Карфагене, — сказала она. — Другие будут ревновать, но ты не обращай внимания. Можно подумать, что твою фигуру высек скульптор. Даже удивительно, что такая красота могла придти в наш мир через проход между женских ног. А твой ребенок! Мать едва не лишилась чувств. Конечно, по ее виду этого не скажешь, но сегодня вечером, когда Дидобал ушла в свои покои, она плакала, думая о нем. Она не делала этого с той поры, как узнала о смерти отца.
Имилце держала кубок в руках, не пригубив ни капли вина.
— Неужели мой ребенок так разочаровал ее?
— Разочаровал?
Софонисба наморщила лоб, отчего ее лицо на миг стало непривлекательным. Затем она улыбнулась и снова превратилась в красавицу.
— Она плакала от радости. Увидев сегодня перворожденного внука, она уловила в его лице знакомые черты и поняла, что ее супруг стал бессмертным. Нет, она не разочарована. Ее слезы были вызваны восторгом.
Имилце посмотрела на нее с благодарностью. Заметив этот взгляд, Софонисба подошла поближе.
— Многие относятся ко мне как к девочке, — сказала она, — но я надеюсь, что мы станем подругами. Ты хотела бы этого?
Имилце кивнула головой.
— Очень.
— Хорошо. В знак моего расположения я поведаю тебе все, что знаю о Карфагене. По крайней мере, важнейшие сведения. Но сначала ты должна рассказать мне о братьях. Я годами не видела их. Даже Магона. Честно говоря, сестра, я вообще не помню старших братьев. Расскажи мне о них и о других молодых генералах. Я ведь еще не замужем. Здесь есть юноша, массилиотский принц по имени Масинисса. Он хо чет жениться на мне. Говорит, что это неизбежно. Ты слышала о нем?
— Нет, — ответила Имилце.
По лицу девочки пробежала тень разочарования.
— Ничего... Через несколько лет услышишь. Я могу стать его женой, но сначала он должен проявить себя как мужчина и совершить несколько подвигов. Красавчик Масинисса еще мальчик. Ты рассказывай! Рассказывай! Я постараюсь придержать свой язык, пока ты будешь говорить о братьях.
И хотя девочка действительно замолчала, Имилце начала рассказ с трудом. Ей хотелось выразить свою признательность Софонисбе за то, что она омыла ее теплой бескорыстной дружбой и сняла с плеч тяжелый груз одиночества. Из всех жителей Карфагена только она говорила с ней открыто и благожелательно. Но поскольку никто не просил Имилце о благодарности, она прочистила горло, отхлебнула пальмового вина и стала отвечать на вопросы Софонисбы — так полно, как могла. Несмотря на тайное кровотечение, она поняла, что сможет выносить этот африканский мир еще какое-то время.
Услышав в первый раз о прибытии римских легионов в северную часть Иберии, Ганнон в отчаянии пожалел о том, что он не обладал стратегическим умом старшего брата, интеллектом Магона или отвагой Гасдрубала. Ему вспомнилось, как месяцы назад он попрощался с ними, едва проронив пару слов сквозь стиснутые зубы. Во время его последней беседы с Ганнибалом между ними вспыхнул спор, и дело чуть не дошло до оскорблений. Он с юношеских лет не спорил с братом. В детстве они часто дрались друг с другом, катаясь по земле и заканчивая ссоры в синяках и с окровавленными лицами. Но затем, освоив боевые искусства, они узнали приемы, которые не смели использовать в своих разногласиях. Тем не менее, когда Ганнибал приказал ему остаться на южной стороне Пиренеев, Ганнон на несколько мгновений лишился рассудка. Ему хотелось раскроить голову брата чем-нибудь острым или тяжелым. Ганнибал отдал приказ в хорошо продуманный момент. Обстоятельства того злополучного вечера предполагали, что он специально готовился к беседе.