Гордость Карфагена
Шрифт:
Публий верил — насколько это было возможно для энергичного юноши, формирующего свой взгляд на мир, — что его отец превосходил других людей во всех вопросах. Корнелия Сципиона избрали консулом в решающий момент, когда римский Сенат готовился к войне. Таким образом жители Рима продемонстрировали ему свое доверие. Когда он предложил войну на два фронта, взяв на себя Иберию и отдав Карфаген другому консулу, Семпронию Лонгу, Публий не сомневался, что это будет быстрая и успешная кампания. Даже когда грозное восстание среди бойев и инсабров задержало их в долине Пада, юный воин считал, что отсрочка не имела большого значения. Выходка варваров нуждалась в наказании. История гласила, что подобная смута однажды привела к захвату их великого города. Но тогда были иные времена и другой Рим. Их легионы демонстрировали это галлам постоянными репрессиями.
Они жгли деревни, забирали животных и скарб, сражались в стычках с варварами и бесстрастно наблюдали, как бунтовщики находят мучительную смерть на деревянных крестах. Римляне несли небольшие потери, но, даже чувствуя кипящую ненависть в голубых глазах каждого галла, они никогда не встречали организованного сопротивления. Юный Сципион позже вспоминал галльскую девушку, с которой он переспал после вечернего пира. Выползая из его палатки, она что-то прошептала, и он уловил имя Ганнибала. В ту пору этот факт не имел никакого смысла. Его значение открылось лишь позже, став запоздало понятым проклятием.
Корнелий, убежденный в том, что потенциальный мятеж нужно подавлять до того, как он начнется, высадился на побережье к западу от Альп и привел свои легионы в Масси-лию. Он страдал от сильной простуды, лихорадки и жаловался, что его ноги никогда не перестанут болеть в гнилостной влажности этой весны. Консул отправил сына на встречу с магистратами города, а сам предался неге и комфорту в своих роскошных покоях. Здесь Публий и нашел его вечером в компании брата.
Отец сидел на низкой кушетке, закинув одну ногу на деревянный стол. Тога высоко задралась на обнаженных бедрах. Даже в мгновения досуга он не терял внешнего достоинства. Его сухопарая фигура и вытянутое лицо служили моделью для скульптурных черт сына. Перед ним на коленях стоял слуга и массировал больную ногу консула. Он держал ее перед лицом, словно обнюхивал пятку. Его сильные руки разминали стопы хозяина, мякоть и фаланги согнутых пальцев.
Заметив сына, Корнелий усмехнулся.
— Только не думай, что я превратился в дряхлого старца, — сказал он. — Просто мои ноги скоро доведут меня до изнеможения. Я покалечил их годы назад, но боль пробуждается каждую весну. У этого юноши прекрасные руки. Он снимает судороги и успокаивает приступы. Я даже получаю удовольствие от его массажа, хотя вроде и не грек.
Публий кивнул, приветствуя дядю, который стоял у задней стены и созерцал окрестности через узкое окно. Его рука сжимала кубок, наполненный вином. При среднем росте Гней Сципион был широкоплеч и коренаст и имел длинные сильные руки, которые больше подошли бы кузнецу. Он сильно отличался от старшего брата. Одинаковыми были только голоса: их речь казалась почти неотличимой для близких людей.
— Я не могу сказать о греках ничего плохого, — ответил Публий.
— Естественно. Я забыл, что в минуты досуга ты ведешь себя так же, как многие из них. Но если тебя не затруднит, мы займемся делами. Итак, какие новости?
— Я принес тебе донесение от правителя города, — ответил Публий. — Скажу сразу, что этот отчет не вызывает у меня доверия. Некоторые вольки утверждают, что Ганнибал пересекает Пиренеи и направляется к Роне.
Гней резко повернул голову к племяннику и пролил на тогу несколько капель вина.
— Этого не может быть!
Корнелий принял новость более спокойно, но скептически поджал губы.
— Откуда у Мариуса такие сведения?
— Он говорит, что получил их от надежного информатора и что они были переданы ему по поручению нескольких важных племенных вождей, у которых нет причин вводить нас в заблуждение. Мариус доверяет им. С тех пор как его назначили правителем Массалии, они ни разу не враждовали с ним. Похоже, вольков не нужно настраивать против Ганнибала. Вероятно, у них имеется свой повод для ненависти к Карфагену. Следует отметить, что эти слухи подтверждаются докладами из Каталонии.
— Каталония слишком далека от долины Роны, — напомнил Гней. — Откуда там такая информация?
— Я просто обобщаю услышанное. Если Ганнибал пересечет Пиренеи...
— Все это возможно, но зачем ему совершать подобные маневры? — возразил Корнелий. — Наши шпионы сообщают, что Ганнибал намерен сражаться в Иберии, где его позиции сильны. Насколько я понимаю его, он с самого начала планировал вести оборонительную войну. Так зачем же ему менять свои планы?
— А что, если наши шпионы не достойны того золота, которое мы платим им? — предположил его брат.
Корнелий отдернул стопу. Слуга, стоявший на коленях, опустил руки по бокам и склонил голову, ожидая дальнейших инструкций. Консул поставил ноги на пол и поднялся с кушетки. Для римлянина он был высок — сын доходил ему только до бровей. Через несколько лет Корнелий Сципион должен был оставить воинскую службу. Он давно уже прошел физический расцвет, хотя и сохранял былую выправку, когда этого требовала ситуация. Вот и сейчас он гордо выпрямил спину, отослал слугу из комнаты и, положив ладонь сыну на плечо, подвел его к Гнею.
— Зачем Ганнибалу этот трудный переход через Пиренеи ? — еще раз спросил консул. — Я бы понял его, если бы он решил захватить всю Иберию до самых гор. Но идти в страну вольков? Совершенно бесприбыльное мероприятие! И это слишком близко к зоне наших интересов. Он же знает, что мы не позволим ему задержаться там. Зачем напрягаться по пустякам — особенно в то время, когда мы готовим атаку? Семпроний спрашивал меня в письме, не боюсь ли я того, что Ганнибал перейдет через Альпы. Идея заставила меня задуматься, однако позже я отверг ее как абсурдную. Баркиды известны своей импульсивностью, но Ганнибал не глупец. Так в чем же дело?
Вопрос повис в воздухе. Некоторые сочли бы это приглашением к дискуссии, но Публий знал, что отец разговаривает сам с собой. Юноша взял кубок вина, провел им под носом и сделал глоток в ожидании дальнейших рассуждений консула.
— Возможно, это уловка, — предположил Гней Сципион.
Корнелий смахнул несколько капель с кубка брата, отпил вино из своей чаши и согласно кивнул.
— Что, если этой хитростью они хотят удержать нас здесь и таким образом пытаются отвлечь от осады Нового Карфагена? Он знает, что рискует, но смело идет на такой шаг. Подводя свои силы к Пиренеям, он тянет время, как вы понимаете. Если ему удастся задержать нас до середины лета, он спасет свой город. К концу осени его армия вернется восвояси, и, отступив, он получит больше, чем потеряет. Вот почему я настаиваю на походе в Иберию. Гней высадится в Эмпориях и подготовит нам путь. Я поведу основные силы армии. Посмотрим, что будет делать Ганнибал, когда получит весть об осаде его города и об отправке Семпрония к берегам Карфагена. Пусть он увидит, что его хитрость бессильна против решительной мощи Рима. Вы согласны со мной?