Гордость Карфагена
Шрифт:
Силен встретился с сестрой и попросил ее помочь. Однако она оказалась бесполезной для него. Согласно греческим обычаям, ее авторитет сводился лишь к ведению домашнего хозяйства. Она не могла говорить с мужем на посторонние темы — тем более настаивать на освобождении Ганнона. Через несколько недель Силен перестал навещать ее. Глядя на округлое лицо сестры, он понял, что их связывали вместе только воспоминания о покойных родителях. Ее не волновало, что в мире бушевали войны.
Поскольку дороги назад у него не было, он упорно продолжал гнуть свою линию. Будучи греком, Силен чувствовал себя вполне свободным в оккупированных Эмпориях. Он общался с римлянами на улицах и подслушивал их разговоры. Его особенно интересовали вести о войне в Иберии. Он сидел рядом с легионерами в банях — так близко, что мог вытянуть руку и коснуться их голой плоти. Подобным образом Силен узнал о небольших победах и поражениях Гасдрубала, о его браке с дочерью вождя и о планах римлян завершить войну к середине следующего года. Иногда он чувствовал на себе голодные взгляды солдат. Римляне не были благопристойными в любви. Как и все мужчины, они жаждали похоти, но в сексе походили на кроликов. Их любовь кончалась быстро и напоминала тяжелый труд. Силен обрывал их попытки сближения, демонстрируя им свое презрение и возмущение.
К счастью, не все в городе были врагами Ганнибала или друзьями римлян. Многие греки возмущались надменным отношением легионеров и их невежественными манерами пьяных пастухов, которые по странному капризу Фортуны добились такой невероятной власти. Силен не выказывал своих симпатий к африканцам, но, кружа по городу, выискивал людей, ненавидевших Рим. Так он натолкнулся на группу турдетан, примыкавшую к низшим слоям общества. Они не одобряли оскорблений, наносимых Ганнону. Каждый из них мечтал о поражении римлян. Ганнибал напал на Сагунтум, чтобы защитить их племя. Они проявляли преданность, столь необычную для иберийцев. Силен верил, что эти люди — в основном, воры и разбойники, — могли стать актерами в придуманной им пьесе. Но когда он изложил Диодору полный план действий, тот по-прежнему отказал ему в помощи.
— У меня есть люди, — убеждал его Силен. — Они перебьют охрану и сделают всю грязную работу. Тебе лишь нужно уточнить план побега: узнать, где содержится Ганнон, нарисовать подходы к камере и выяснить, как проводится смена часовых. Достань ключи от камеры и кандалов. Для человека твоего положения это проще простого.
— Меня тут же поймают, — сказал Диодор. — Ты убежишь с Ганноном, а я останусь здесь и испытаю на себе месть римлян.
Силен подошел к нему и сжал пальцами его плечи.
— Послушай, что я скажу. Перед набегом на тюрьму турдетаны узнают от меня, что нам помогает один из магистратов. Я назову им имя, которое ты укажешь мне. Они разнесут эту тайну по всему городу. Подумай сам. Когда народ услышит о побеге Ганнона, люди начнут трепать языками, но никто из них не будет обвинять тебя. Используя волну слухов, ты выступишь против своего конкурента. Он примет наказание, а ты продолжишь карьеру. Ты же политик. У тебя, наверняка, найдется враг, которого ты хотел бы увидеть распятым.
Несмотря на его настойчивость, Диодор по-прежнему боялся соглашаться. Силену хотелось написать Ганнибалу письмо и поведать о своих напрасных усилиях. Однако он понимал, что перехваченное сообщение могло стоить ему жизни. В отчаянии он начал молиться. Он призывал богов, которым не верил, и просил их доказать свое существование решительным вмешательством. Грек обещал им, что больше не будет высмеивать их, если они изменят положение Ганнона.
Однажды ранней осенью случилось нечто невероятное. Впрочем, это никак не повлияло на отношение Силена к богам, потому что он мог назвать человека, ответственного за сдвиг ситуации. Он, как обычно, сидел в приемной Диодора, дожидаясь встречи. Его голова шумела от выпитого прошлым вечером вина. Тем не менее обильное возлияние оправдало себя, и молодой студент, с которым он делил дешевое вино, поддался на коварство соблазна. Обрывки впечатлений и разговоров мелькали в уме Силена без всякой последовательности, но он знал, что ввел юношу в соблазн с величайшим мастерством. Он надеялся продолжить обольщение вечером с того самого места, на котором остановился.
Когда его наконец позвали, он нашел магистрата в его кабинете. Диодор просматривал свитки и сметы, разложенные перед ним на столе. Все шло своим чередом, как и много раз прежде, но в этот день магистрат выглядел немного подавленным. Его веки подрагивали от какой-то внутренней робости. Руки порхали над документами, как крылья встревоженной птицы. Он то и дело перемещал, сортировал, расправлял и снова скручивал свитки.
Силен в сотый раз начал свои увещевания. Он вновь заговорил о щедрости Ганнибала и о простоте поставленной задачи. Он еще раз перечислил победы карфагенян. Причем две из них действительно большие, потрясшие даже Рим. Силен хотел продолжить свою речь, однако Диодор прервал его.
— Ты сказал, две победы? — спросил магистрат.
— Не считая Тицинуса...
— Что Тицинус? При чем тут Тицинус?
— Это, конечно, небольшая победа, но ее нельзя игнорировать. Потом была Требия...
Диодор раздраженно всплеснул руками.
— Почему ты играешь со мной? Мы оба знаем, что мир изменился и что власть Рима поставлена под сомнение.
Силен не понял, о чем шла речь, но ответил спокойно, словно действительно играл с Диодором в кошки-мышки.
— Да... И тебе уже известно, как это получилось?
— Известно не хуже тебя! Твой обезумевший хозяин... Он превратил Италию в лавку мясника! Кругом резня и кровь! Я знаю, ты специально утаил от меня бойню у Тразименского озера, но не считай меня дураком.
— У Тразименского озера?
Диодор посмотрел на него и, увидев отвисшую челюсть Силена, еще раз сердито всплеснул руками. Но постепенно раздражение магистрата ослабло, поскольку его собеседник не скрывал своего смущения. Глаз политика четко отмечал любые перемены в настроении оппонента.
— Ты ничего не знаешь о Тразимене?
Силен никогда не слышал об этом местечке, но ему не хотелось показывать свою неосведомленность.
— Некоторые события в мире ускользают от моего внимания. О других я слышал в общих чертах.
Помолчав немного, он спросил:
— Может, ты расскажешь мне подробности, о которых я еще не знаю?
— Что толку говорить о деталях? Либо ты знаешь об этом сражении, либо не слышал о нем. Хотя в подобные рассказы верится с трудом. Твоему командующему удалось воспользоваться рельефом местности. Он устроил ловушку для легионов Фламиния и уничтожил всю его армию. Перебил, как цыплят, собравшихся в курятнике. Я не думал, что когда-нибудь услышу о таком фатальном поражении римлян.
Магистрат поднялся со стула, принес кувшин вина и чашу. Хотя день еще толком не начался, Силен тоже ощущал небывалую жажду. Он поднял кувшин и отпил прямо из него — достаточно много, чтобы хмель ударил в голову. Диодор забрал кувшин из его рук и вновь наполнил свою чашу. Какое-то время они молча передвигали кувшин туда и обратно. Каждый был занят собственными мыслями. Наконец Диодор взглянул на Силена и прочистил горло.
— Предложение Ганнибала еще в силе?
Через четыре дня поздним вечером двое мужчин медленно шли по коридорам нижней части крепости. Получив толчок к действиям, Диодор приступил к задаче с нервозной быстротой, которая удивила Силена, но оказалась очень эффективной. За основу взяли уже составленный план, хотя его пришлось приспособить к сегодняшним условиям. Разбойники сделали свою работу, однако понесли большие потери. Судя по результатам резни в коридорах, каждый из пяти римских охранников убил, по крайней мере, троих турдетан. Уцелевшие иберийцы получили деньги за труд и покинули крепость.