Гордость Карфагена
Шрифт:
По приказу Фабия, легионы неотступно следовали за карфагенской армией — сначала через Апеннины, затем по территории Геруния, чью красивую холмистую местность отличали широкие поля и большие наклонные плиты известняка. Ганнибал вел свое войско по какой-то хаотичной траектории, постоянно стремясь обойти Фабия с фланга, удивить его внезапной близостью или вообще исчезнуть из виду.
Диктатор встревожился, когда африканцы осадили Бене-вент. Он попросил горожан держаться до последнего и пообещал им, что позже их щедро наградят за верность Риму. С другой стороны, он не сумел помешать нападению Ганнибала на Телесию. Карфагенская армия без труда взяла город и нашла там огромные запасы зерна, торопливо собранные со всей округи. И снова Варрон выкрикивал диктатору упреки, словно сомневался не только в его зрении, но и в слухе. Однако
Фабий проявил не меньшую решительность, чем африканские захватчики. Он строго придерживался выбранного курса действий.
Однажды вечером, когда Фабий, облегчив кишечник, вернулся в палатку, к нему из темного угла обратился молодой Сципион. Он сказал, что не может заснуть при мысли о страданиях, которые Ганнибал навлекает на их соотечественников. Фабий поискал ногой складную кровать и опустился на нее. Найдя удобную позу, он обдумал слова Публия, который никогда не выражал своего мнения о ходе кампании. В отличие от Варрона он вырос в уважаемом семействе и был хорошо воспитан отцом, серьезно относившимся к обучению сына. Приняв во внимание эти факты, диктатор решил удостоить помощника кратким ответом.
— Согласно распорядку дня мы должны сейчас спать, сказал он. — Тогда завтра нам удастся что-то сделать для освобождения захваченного города.
— Конечно, ты прав, — ответил Публий. — Но разве тебя не посещают подобные мысли? Ты не видишь кошмаров во сне?
— Нет, не вижу, — резко ответил Фабий, прерывая разговор.
Однако молодой Сципион никак не мог успокоиться.
— Я вижу мучения людей. Они, как картины, мелькают передо мной на тонком занавесе, за которым начинается реальный мир. Я по-прежнему вижу окружающее, но не могу забыть о зле, творящемся неподалеку. Мне грезятся лица мужчин и женщин, детей и стариков — так ясно, словно мы были знакомы. Они просят меня о помощи и напоминают мне о том, что каждый из них имеет только одну жизнь, которая, подобно хрупкому стеклу, может быть разбита Ганнибалом.
Фабий раздраженно перекатился на бок.
— Ты говоришь о каких-то поэтах, а не о сельских жителях.
— Иногда простые люди схожи с поэтами.
— Такие мысли не принесут тебе ничего хорошего. Ты должен выбросить их из головы. Вождь не думает о людях с жалостью: ни о чужаках, ни о своей семье. Вот что вы, молодое поколение, не можете понять. Я размышляю о более высоких вещах, недоступных твоему пониманию. Давай спать. Ты — мои глаза, а не рот!
Через неделю африканцы совершили новый дерзкий маневр. Ганнибал покинул Телесию, тайно провел армию через горы неподалеку от Самния, пересек Волтурн и спустился на равнины Кампании. Этот край был в цветении лета, богатый, как дельта Нила, не потревоженный войной и не готовый к внезапному вторжению врагов. Фабий послал гонцов, чтобы предупредить население об опасности. Однако он знал, что его усилия не исправят ситуации. Ганнибал захватил всю Фалернскую равнину. Кроме того, он оказался в нескольких днях пути от Рима.
Варрон пришел в ярость. Но Фабий по-прежнему контролировал холмы и возвышенности, твердо придерживаясь своей тактики и внимательно прислушиваясь к речам помощника, который неизменно находился за его спиной. Именно Публий первым заметил, что армия Ганнибала попала в кольцо горных хребтов и что это обстоятельство можно было использовать для блокады вражеских сил. Фабий переместил рассеянный взгляд на молодого Сципиона и осмотрел его, словно впервые увидел — хотя они неделями не разлучались друг с другом. Он попросил Публия развить свою мысль, и помощник еще больше заинтересовал его обстоятельными и разумными доводами.
Ганнибал осознал проблему еще до того, как его армия, насытившись грабежами, остановилась для короткого отдыха. Их не знавшее поражений воинство перемещалось по ита льянской земле и наслаждалось щедростью Кампании. Солдаты раздобрели от хорошей пищи, побед и легкодоступного секса. Многие из них обзавелись рабами и наложницами, которых они держали в обозе. Тысячи латинских юношей и дев несли их тюки с оружием и драгоценностями, с монетами, инструментами и священными предметами. За ними следовали стада коров. Каждый вечер сотни животных шли под нож. Лагерь пропах приятным запахом жареного мяса. Воины знали, что за их спинами находилась вражеская армия, но римские трусы боялись сражаться с ними. Ганнибал несколько раз выводил войска на поле, идеально подходившее для битвы. Он предлагал Фабию помериться силами, но диктатор сидел, сунув руки под толстые ляжки, и от страха ничего не делал. Африканцы даже представить себе не могли, что их добыча окажется такой обильной. Кампания была благословением для них, а легионы Фабия были, скорее, не противником, а вежливым эскортом. Тем не менее Ганнибал почувствовал беду, которая приближалась к ним с такой же неизбежностью, как новый сезон.
Он созвал генералов на совет и рассказал им о своих опасениях. Офицеры сверили по картам их нынешнюю позицию и прочитали пометки Ганнибала, пояснявшие преимущества расположения римских войск. Как только карфагенская армия вышла на равнину через узкий проход Калликулы, Фабий тут же захватил это стратегически важное место и снарядил на его защиту свыше четырех тысяч воинов. Такая плотность солдат в узком и длинном ущелье делала его практически непроходимым. Затем диктатор послал свою конницу к Террацинскому ущелью, где горы плавно спускались к морю. Виа Аппия тоже могла быть легко удержана небольшим контингентом войск. Фабий усилил гарнизон в Казилинуме и расставил заслоны на холмах, окаймлявших равнину. Его легионеры, перекрывавшие тропы, легко могли объединяться в большие отряды и при дневном свете видели все, что происходило на территории, захваченной карфагенской армией.
— Одним словом, мы в ловушке, — сказал Ганнибал. — Эта равнина хороша для летних набегов, но она не прокормит нас зимой. Было бы глупо располагаться в таких враждебных городах, как Капуя и Нола. Фабий хочет запереть нашу армию в долине. Вот почему он перекрыл все горные тропы и не сражается с нами. Он хочет оставить нас на зиму в истощенном краю. Что вы думаете по этому поводу?
По давно заведенному обычаю, каждый из генералов высказывал по очереди свое мнение и предлагал план действий — если не по убеждению, то хотя бы для того, чтобы Ганнибал услышал все разумные альтернативы и выбрал лучший вариант. Бомилькар настаивал на лобовой атаке и захвате прохода Калликулы. Махарбал предлагал бросок к Виа Аппия. Здесь имелось двойное преимущество: они могли занять выгодную позицию и уложиться в осенний сезон. Бостар с сомнением сказал, что на крайний случай их армия может перейти вброд Волтурн. Мономах раздраженно советовал переждать зиму на равнине. По его словам, у них было больше скота, чем они могли съесть.
Ганнибал молчал. Если он не соглашался с каким-то предложением, то не подавал виду. Впрочем, ему и не нужно было говорить, потому что Магон находил недостатки в каждом варианте. Римляне захватили все выгодные позиции. Пошлина смертей, которую армия заплатит, пробиваясь через проход, сделает их отряды фатально слабыми. Подобную глупость совершили персы под греческими Фермопилами, но в отличие от них карфагеняне не могли позволить себе потерю нескольких тысяч солдат. Их армия могла бы двинуться на юг, но череда ущелий растянула бы колонну людей на многие мили, что создало бы опасную возможность фланговых атак противника. Плюс ко всему, солдатам пришлось бы бросить свою добычу, а это подорвало бы их дух и отняло у них все, что они получили в течение войны. Кроме того, такое поспешное бегство продемонстрировало бы страх карфагенян и взбодрило римские сердца. Что касается реки Волтурн, то она представляла собой почти неодолимое препятствие в любое время года. Переход через нее стал бы гибельным для армии, поскольку римляне не преминули бы напасть на их тылы.
Магон вытащил кинжал из ножен и использовал его как указку.
— Что, если мы останемся в ловушке? Фабий имеет «Наций, Самний и Беневент. Он сможет пополнять припасы до бесконечности. Римляне будут лосниться от жира, а мы — чахнуть от голода. Эта равнина погубит нашу армию.
Ганнибал с кривой усмешкой посмотрел на Магона и шутливо сказал:
— Мой брат лелеет в своем сердце яростный пыл солдата. Но там же живет поэт и мечтатель. Я счастлив, что он объединяет в себе два этих начала.