Гордые и свободные
Шрифт:
– Это верно. – Клинок коротко, недобро рассмеялся. – Алкоголь ничего не меняет, но зато на время позволяет забыть о будущем.
– И о чем же ты хочешь забыть?
Клинок медленно взглянул на отца, склонил голову набок и с вызовом произнес:
– Я вижу конец.
Шавано удивленно вскинул брови.
– А ты разве не видишь его, отец? Конец неизбежен. Может быть, ты такой же слепец, как Джон Росс и Уилл Гордон?
Дье нахмурился, не одобряя тон, с которым Клинок разговаривал с отцом. Никогда раньше молодой хозяин себе такого не позволял.
– Это
– Если бы так…
Клинок покосился на бокал и отставил его в сторону, так и не отхлебнув.
Мерными, неспешными шагами прогуливаясь по комнате, он излагал мысли, которые уже много месяцев не давали ему покоя.
– Сестру Уилла Гордона и ее семейство выгнали из-под родного крова. И это только начало. При каждом новом тираже лотереи кто-то из нас будет оставаться без крыши над головой. Чем дальше, тем больше.
– Долго это не продлится. Когда Верховный суд рассмотрит наше дело, судьи заставят штат Джорджия подчиниться вердикту.
– Судьи могут выносить свои вердикты хоть до скончания века. Это ничего не изменит. Суд не обладает реальной властью, а Джексон пальцем о палец не ударит.
– Вождь Росс отправился в Вашингтон, чтобы встретиться с президентом.
– Неужели Росс думает, что ему удастся переубедить Джексона? Можно подумать, мы раньше не пытались. – Клинок насмешливо улыбнулся. – Я слышал Джексона, от него нам ждать нечего. Я видел его лицо. Он твердо решил изгнать чероки с их земель. И у него мертвая хватка – он не отступит. Да и с какой стати? Ведь ему удалось заключить новые договора с индейцами крик, чоктау, чикасау и даже с семинолами. Все они согласились переселиться на запад. Мы остались в одиночестве. Чероки – колючка, застрявшая у Джексона в шкуре. Эту колючку он рано или поздно выдернет.
– Но у нас есть союзники в Конгрессе, – напомнил Шавано.
– Они бессильны, как и Верховный суд. Особенно теперь, после победы Джексона на выборах.
Клинок снова взял бокал и подошел к огню. Какое-то время он молча смотрел на языки пламени, потом сделал глоток.
– Мне известно, о чем мечтает Росс. Он хочет, чтобы народ чероки вошел в Соединенные Штаты в качестве полноправного штата. Но Джексон никогда на это не пойдет. И Росс просто глупец, если на что-то надеется.
– Джон Росс – наш вождь, – нахмурился Шавано, крепко вцепившись в трость с серебряным набалдашником.
– Это еще не значит, что он всегда прав.
– Мне горько слышать такие слова от собственного сына. В октябре ты присоединился к Джону Риджу и его сторонникам, добиваясь, чтобы мы согласились вести с Вашингтоном переговоры о переселении. Большинство членов Совета проголосовали против вашего предложения. Я надеялся, что ты образумишься. Весь народ чероки поддерживает Джона Росса.
– Потому что Джон Росс не говорит народу чероки всю правду. Он отказывается печатать в «Фениксе» любую информацию, которая противоречит его точке зрения. Меня не удивляет, что Элиас Будино ушел с поста редактора. Откуда народу знать правду, если ее утаивают? Ты считаешь, справедливо выслушивать только одну сторону? – гневно спросил Клинок. – Росс заявляет, что всякий, кто говорит о переселении, – предатель нации. Я же говорю, что еще большее предательство – вводить свой народ в заблуждение.
– Ты считаешь, что надежды нет? – В голосе Шавано впервые прозвучало сомнение. – Но ведь это наша земля. Мы живем здесь испокон века. Нужно всего лишь проявить терпение.
– Как долго? – набросился на него Клинок. – Каждый день нас избивают, грабят, обманывают, унижают. Джорджийцам уже мало наших домов, нашей земли, нашего имущества. Они хотят отнять у нас гордость и достоинство. Джон Росс говорит, что мы должны держаться за землю. Но какой ценой? Не обойдется ли нам это слишком дорого? Что, если, сохранив зем-лю, мы погубим свой народ?
– Значит, ты считаешь, что мы должны отказаться от нашей земли и переселиться на запад, – тусклым голосом заключил Шавано, обдумывая услышанное.
– Это единственный способ выжить. Нужно начинать переговоры прямо сейчас, пока мы еще можем надеяться на хорошие условия.
– Нет! – донеслось от двери. Там стояла Темпл, слышавшая большую часть разговора. – Ты ошибаешься!
Немного поколебавшись, Клинок ответил:
– Да? Ошибаюсь лишь потому, что не согласен с твоим отцом? Но ведь тебе давно известна моя точка зрения.
– И все же я не догадывалась, что ты предатель! – В ее голосе звучали ненависть и презрение.
Клинок замер, не веря собственным ушам. Потом с размаху швырнул бокал в камин, стекло разлетелось на мелкие кусочки. Когда Клинок обернулся, Темпл уже исчезла.
– Учти, многие назовут тебя предателем, – предупредил Шавано.
– Да, я знаю, – процедил Клинок сквозь зубы. – Но слышать такое от собственной жены!
Шавано счел за лучшее промолчать, а Клинок быстро вышел из комнаты. Он взбежал по лестнице и вошел в спальню – всего через несколько секунд после Темпл.
Она стояла перед ним, крепко сжав губы. Ее черные глаза метали молнии.
– Что тебе нужно? – гневно спросила она. – Убирайся отсюда! Я не разговариваю с предателями.
– Очень жаль, потому что мне как раз есть о чем с тобой поговорить.
Клинок заметил краем глаза какое-то движение. У шкафа, остолбенев, стояла Фиби, прижимая к груди пеньюар хозяйки.
– Оставь нас, Фиби, – сказал Клинок, распахивая дверь.
– Да-да, иди, – подтвердила Темпл.
Фиби тихонечко положила пеньюар на стул и шмыгнула за дверь.
– Ну вот, мы одни. Ты ведь этого хотел? – воскликнула Темпл. – Можешь кричать, можешь драться…
– Я тебя в жизни и пальцем не тронул! – взорвался Клинок. – Хотя, клянусь Богом, стоило бы. Тебе отлично известно, что я не бью женщин и что я не предатель.
– Ничего мне не известно, – огрызнулась она. – Я не знала, что ты готов отказаться от родины. Ведь это земля наших предков! – В ее голосе прозвучала боль.
– А я, по-твоему, не люблю родину? Неужели ты думаешь, что я хочу покинуть эти долины и горы, где мой народ жил с незапамятных времен?