Горе от богатства
Шрифт:
И несмотря ни на что Виктор не стал мстить Александру, сделавшему своей женой девушку, не вызывающую у него ничего, кроме ужаса. Не потому ли, что чувствовал себя виновником смерти Дженевры? Или потому, что поступил бы точно так же, как Александр, если бы его собственный отец повел себя, как Виктор? Гадать можно было сколько угодно. Но сейчас Александр испытывал только благодарность. Состояние Каролисов перешло к нему. Больше его ничто не тревожило.
– У нас будет ребенок. Я окончательно уверилась в этом, когда у нас гостил Чарли. Но я не хотела тебе говорить, когда он был с нами. Я ждала, когда мы останемся одни. – Она подняла к
Александр непонимающе смотрел на нее, в висках у него стучало, множество ощущений раздирали его одновременно. Ребенок! Господи, у них будет ребенок! Его ребенок! Маура права, это действительно замечательно! Это больше чем замечательно, это потрясающе. Это значит, что род Каролисов продолжается, значит, есть для кого приумножать богатства Каролисов. У него будет ребенок, к которому он будет относиться так же, как к нему самому относился его дед. Теперь его брак нельзя объявить недействительным, они с Маурой связаны навсегда, уже никогда он не сможет забыть о ее существовании.
Улыбка тронула уголки его губ, становясь все шире, и вот Александр уже улыбался, как Чеширский Кот:
– Это не просто замечательно, любимая! Это совершенно потрясающе!
Александра больше не тревожили узы, которые связывали его теперь с Маурой. Он давно отказался от мысли заплатить ей и больше никогда к этому не возвращался. Маура добилась того, что Александр считал для себя уже невозможным – она наполнила его жизнь смыслом, сделала его вновь счастливым.
Он по-прежнему часто вспоминал Дженевру, и всегда будет помнить о ней. Дженевра была любовью всей его жизни. Она вошла в его плоть и кровь и будет с ним до самой смерти. Но Александр уже не думал о Дженевре каждую минуту, как раньше, она уже не стояла между ним и Маурой. Страсть и дружба, которые подарила ему Маура, уняли боль, оживили чувства, вдохнули в него желание жить и любить. Он был безмерно благодарен за это Мауре.
– Надо отметить это событие шампанским, – сказал Александр с радостью и воодушевлением, мало заботясь о том, что шампанское в доме, где лежит покойник, неуместно. – Интересно, что скажет Чарли, когда узнает? Он обязательно будет крестным отцом. – Александр колокольчиком вызвал лакея. – Я приглашу в крестные отцы и Генри Шермехона. А как мы назовем его? Надо обязательно придумать какое-нибудь венгерское имя. Винсент, Золтан или Ференц.
– А если будет девочка? – Маура с трудом сдерживала смех. – И почему обязательно венгерское имя, можно и ирландское. Патрик или Брендон, а если девочка – Бриди.
Но Александр не слушал. Он велел ошарашенному лакею принести два фужера и шампанское.
Похороны состоялись в церкви Святого Фомы. Александр хотел, чтобы они прошли как можно тише, в семейном кругу, но нью-йоркское общество рассудило по-своему. После женитьбы Александра Виктору пришлось вынести немало унижений и враждебности от членов старой гвардии, которые стремились сохранить чистоту высшей касты, оберегая ее от общения со свекром ирландской эмигрантки.
Теперь, после его смерти, они спешили успокоить свою совесть и выказать почтение одному из богатейших людей Америки. Кроме того, это был хороший повод взглянуть на эту самую эмигрантку.
Маура полностью положилась на Мириам в выборе траурного одеяния. Ее черное платье с длинными рукавами и высоким воротом было сшито из отличного крепа. Волосы она уложила высоко на затылке, прикрыв небольшой шляпкой с вуалью. Будь на месте Мауры другая женщина, она могла бы показаться простушкой в этом мрачном наряде. Но на Мауре черное платье лишь подчеркивало безупречную белизну кожи и удивительную голубизну ее глаз. Пока они ожидали Мириам, ушедшую за черной котиковой накидкой, Александр смотрел на жену, испытывая почти болезненное наслаждение. Маура прекрасна. Она гораздо красивее Дженевры.
– Все готово, можно трогаться, – скорбным голосом сказал Александру распорядитель похорон.
Александр кивнул. Настал самый тяжелый момент, и его охватило весьма странное чувство. С каждой минутой становилось все труднее поддерживать в себе ненависть к отцу, которого он мечтал уничтожить. Сейчас вспоминалось только хорошее. Как они с отцом ходили в зоопарк Фраскони смотреть на слонов, верблюдов и скачущих верхом на пони обезьянок, как катались на санях, как ходили плавать. Слезы стояли у него в глазах. Почему отец так заупрямился из-за Дженевры? Господи, почему они не смогли остаться друзьями!
Кортеж, казалось, никогда не достигнет церкви. Стояла невыносимая жара для последнего дня августа, и Александр испытывал огромное неудобство от высокого, сильно накрахмаленного воротничка. Он знал, что в следующей за ними карете так же страдает от жары Чарли. Остальная шермехонская родня ехала за каретой Чарли. Дядя Генри выглядел очень удрученным – слишком навязчиво ему напомнили о том, что человек смертен. Александр даже не знал, кем приходились отцу остальные Шермехоны. Если вначале он хотел, чтобы на похоронах присутствовало как можно меньше народу, то сейчас был искренне рад, что все приехали проводить отца. Родство с Шермехонами много значило для Виктора, и Александру было приятно, что все они пришли почтить его память.
Каролисы отсутствовали. Единственным Каролисом был сам Александр. Впервые в жизни он вспомнил, что где-то в Венгрии у него есть родня. Наверняка его двоюродные и троюродные братья и сестры живут все в той же деревушке, откуда много-много лет назад в поисках счастья уехал его дед. Мысль эта запала глубоко в душу Александра, Возможно, придет день, когда он побывает в Венгрии. Надо будет оставить там о деде хорошую память – построить школу или больницу его имени.
В такт шагу в ярком солнечном свете вскидывался траурный плюмаж на головах лошадей, которые, наконец, выехали на улицу, ведущую к церкви Святого Фомы. Александр никогда раньше не задумывался о том, чего удалось достичь отцу и деду, но сейчас его охватил благоговейный трепет. Дед родился в нищей, забытой Богом венгерской деревушке. Фамилия Каролисов никому ничего тогда не говорила. А теперь, менее чем через сто лет, она стала таким же символом богатства, как имя царя Соломона.
Вслед за гробом отца Александр вошел в церковь и огляделся. Ее заполняли родственники и знакомые. Здесь были Шермехоны, Бревурты, Стейвесанты, Де Пейстеры, Ван Ренселеры, Райнландеры, Ван Кортландты, Бикманы, Рузвельты, Джеи – некоронованные короли Америки, равные по своим богатствам европейским Габсбургам, Гогенцоллернам и Радзивиллам. Все они пришли почтить память отца, потому что, несмотря на отчуждение в последнее время, они не могли позволить себе не прийти. Фамилия Каролисов – синоним Нью-Йорка. Каролисам принадлежит почти весь город. Только Асторы могут сравниться с Каролисами по количеству принадлежащей им недвижимости.