Горец
Шрифт:
— Подъем, юный Каша! — скомандовал Ушер. — Дичь поднята!
Как и обычно, цитата из классики прошла мимо Виктора. Кевин еще раз фыркнул.
— Ты безнадежен, — проворчал он и обвиняюще ткнул пальцем в сторону своей жены. Джинни, как и Виктор, спала в одежде.
— Я всё ещёне рогоносец? Что не такс тобой, Каша?
Виктор нахмурился.
— Это и вчера было не смешно, Кевин.
Затем, когда он увидел улыбку на лице гражданина полковника, глаза Виктора расширились.
— Что-то
Кевин покачал головой.
— Точно не знаю. Но Жиронд только что позвонил мне и сказал, что штаб-квартира “Рабсилы” внезапно среди ночи пришла в движение. Суетятся как муравьи. Ставлю, черт побери, почти что угодно на то, что схема Дюркхейма только что начала расползаться по швам.
Сбытый с толку, Виктор помотал головой.
— Гражданин майор Жиронд? Он служит в ГБ, почему он позвонил тебе? И вообще, почему он следит за мезанцами? Дюркхейм назначил его…
Он захлопнул рот, практически со стуком. Кевин улыбнулся и присел на карточный стол.
— Правильно, парень, — проворчал он. — Помни: карта не есть территория. Досье не есть человек.
Виктор, в свою очередь, проворчал одну из собственных максим Кевина:
— Нет ничего легче, чем переманеврировать любителя маневрировать.
— Именно, — сказал Кевин. Взгляд его обратился к единственному окну комнаты. Это было маленькое окошко; запачканное так, как было возможно только в дешевой гостинице в Петле. Сквозь него совершенно ничего не было видно, что было не последней из причин, по которым Кевин настоял на гостинице в Петле. Когда из окна нельзя выглянуть наружу, через него нельзя и заглянуть внутрь. По крайней мере без специального оборудования.
Конечно, в подразделении ГБ дислоцированном на Земле былотакое оборудование — в достатке. Но оно находилось под контролем выделенного офицера ГБ и не могло быть использовано без его разрешения. Так уж получилось, что этим офицером был некий гражданин майор Жиронд.
— Доллар против пончика, — вслух подумал Кевин, — что девчонка сбежала. Не могу придумать другой причины того, чтобы штаб-квартира “Рабсилы” так переполошилась. Во всяком случае не посреди ночи.
Виктор снова был сбит с толка.
— Что такое “доллар”? А “пончик”?
— Не бери в голову, парень, — ответил Кевин, тряхнув головой. — Ты готов?
Классические аллюзии могли быть недоступны Виктору, но не последний вопрос. Мгновенно, его лицо стало словно высечено из камня. Твердое, жесткое, неподатливое как гранит.
К этому моменту Джинни лежала приподнявшись на локте и опустив щеку на ладонь руки. Она с восхищением уставилась на лицо Виктора.
— Тебе когда-нибудь говорили, что из тебя бы вышла прекрасная модель для плаката, агитирующего вступать в ряды ГБ?
Остроумие Джинни обычно оставляло Виктора в смущении и растерянности. Но не на этот раз.
Твердый, жесткий, неподатливый как гранит.
Дюркхейма разбудил настойчивый звонок коммуникатора. Про
Однако на эти проклятья он потратил не более нескольких секунд. Вскоре у него появился другой повод проклинать мезанцев — и на этот раз вслух.
— Чего вы ожидали — слабоумные! — используя Кощеев? Не могу поверить, что кто-то оказался достаточно глуп, чтобы считать…
Но он не позволил себе слишком долго заниматься этим бесполезным занятием. Во-первых, мезанец на другом конце линии связи отнесся к его вспышке с безразличием. Во-вторых, сам Дюркхейм всегда понимал, что его план слишком сложен, чтобы быть уверенным в успехе. Поэтому, с самого начала, он разработал аварийный выход.
Закончив разговор с мезанцем, Дюркхейм около часа провел уставившись в потолок своей спальни. Включить свет он не потрудился. Темнота помогала ему в концентрации внимания, а он тщательно обдумывал каждый из предстоящих ему шагов.
Затем, придя к выводу, что всё сработает, он даже смог поспать. Недолго, к сожалению. Проблема была не в том, что Дюркхейм не мог заснуть, — с этим у него никогда не было проблем, — а просто в том, что ему пришлось переставить будильник на более раннее время. Надо было явиться на работу с первыми лучами солнца, чтобы успеть всё подготовить.
Хелен не понадобилось много времени, чтобы найти логово неудачно напавшей на неё троицы, даже двигаясь с максимальной осторожностью. Это место находилось менее чем в ста метрах, сразу за поворотом канала.
Она потратила пять минут на его изучение, прежде чем красться дальше. Это было именно “логово” — жилище больше подходящее животному, чем человеку. Постройка, подпирающая наклонную стену канала, напомнила ей птичье гнездо. Сделанное очень большой и очень небрежной птицей. Лачуга — даже этот термин был для неё слишком хорош — была собрана из разнообразных кусков и обломков, скрепленных набором проволок и веревок. Высоты ей, в самом высоком месте, не хватило бы, чтобы выпрямится даже невысокому взрослому. От стены до стены было не больше четырех с половиной метров. С её стороны отверстий не было, поэтому Хелен предположила, что каков бы ни был вход в неё, он был с другой стороны.
Она колебалась, но не очень долго. Вода подходила к концу, то же самое, достаточно вскоре, должно было случится с пищей. В лачуге могло что-то найтись, как бы непрезентабельно оно ни было. Кроме того, у неё не было другого выхода, кроме как идти дальше — если только она не хотела повернуть обратно, навстречу похитителям — и она вполне могла исследовать хижину по дороге.
Приняв решение, она подбежала к лачуге. Быстро и почти бесшумно. Если внутри затаились ещё люди, она не видела причины давать им предупреждение больше неизбежного. Она была уверена, что справится с одним или двумя. Если их больше — убежит.