Горечь победы
Шрифт:
Ирэна была далеко. К тому же мы никогда не испытывали друг к другу никакой страсти. Я начал исподволь расспрашивать и узнал, что девушку всего скорее никто не возьмет замуж, что она нищая и ее дед не сможет дать за ней никакого богатства. Я постарался сделать так, чтоб почаще видеть Амину. Даже переселился в соседний дом. Мой интерес и восхищение от нее не укрылись. Когда она видела меня, ее глаза начинали блестеть, а яркие губы улыбались.
Мы полюбили друг друга, но по горским законам встречаться с иноверцем большой грех. Я караулил девушку у родника, который находился на значительном расстоянии от селения. Встречи
О нашей любви узнал Хасан Исрапилов. Он проследил за мной и увидел, как мы разговариваем у родника. Он предложил мне украсть Амину и сделать своей наложницей. Я отказался, понимая, что принесу девушке лишь несчастье. Жениться на ней я не мог и она знала, что я женат. Знала Амина и то, что я не могу взять ее второй женой. Боль разрывала наши сердца. В общем, я постарался поменьше бывать в Агишбатое. Но чем дальше я забирался в горы, тем хуже мне становилось. Я стал раздражителен и взрывался по пустякам, что недопустимо на войне. Хасан наблюдал и он все видел.
Однажды ночью мы были на горной базе. Высоко в горах. Там было холодно. Исрапилов оставался в Агишбатое. Я сидел в палатке и думал об Амине. Неожиданно в тент постучали и вошел один из моих солдат:
– Вас хочет видеть Хасан Исрапилов. Он сказал, что привез для вас подарок.
Я разрешил впустить Хасана. Его нукеры внесли в палатку длинный сверток и положили, очень аккуратно, прямо на мою постель. Исрапилов рассмеялся, видя мою растерянность, а затем сказал:
– Герхард, я дарю ее тебе, чтоб не мучился!
Тут же развернулся и исчез вместе со своими людьми. Я осторожно приблизился к ковру и развернул его. Там лежала Амина в одном платье, босая и без сознания. Я растерялся, а потом с трудом привел ее в чувство. Увидев, куда она попала, девушка горько заплакала. Я, собрав волю в кулак, сказал:
– Не бойся. Я отвезу тебя к деду и объясню ему все.
Но она испугалась. Схватила меня за руку и глотая слова объяснила:
– Дедушка убьет меня и тебя. Тот, кто меня привез к тебе, уже опозорил меня, украв…
Она заплакала еще горше и я кинулся ее утешать. Через несколько минут и она и я забыли обо всем. Мы были поглощены друг другом. Амина отдала мне себя без остатка. Я был переполнен счастьем! Торопливо отдавал распоряжения, приказы, разбирался с документами и вновь возвращался к Амине. Наше счастье длилось недолго… Через неделю на наш лагерь вышли русские егеря из НКВД. Начался бой. Чувствуя, что нам придется туго, я посадил ее на лошадь и отправил тайной тропой вниз. На память я отдал ей свою фотографию в форме майора. Сами стали уходить в горы, уводя русских за собой. Больше я ее не видел и до сих пор жалею, что не взял с собой. Нам удалось оторваться от русских и дойти до своих…
В одной из пещер Веденского района было сосредоточено золото, награбленное Исрапиловым. Его было много. Он не доверял своим чеченцам и это богатство охраняли мы, немцы. Губе прознал про золото и однажды начал меня расспрашивать. Я ничего не сказал, но оказалось, что разговор подслушал Исрапилов. Хасан начал бояться Османа и 12 января 1943 года в районе Акки-Юрта подставил полковника под
Окружение Исрапилова знало, что мы где-то в горах охраняем золото. Пока лидера с ними не было, они решили найти богатства. Прекрасно знавшие горы, они вскоре нашли мой отряд, отдыхавший на базе и начали охоту за нами. Мне доложили о слежке. Выбора не оставалось. Одной из темных ночей мы перенесли все золото, часть боеприпасов и оружие в другую пещеру, а вход взорвали в обеих пещерах одновременно. Нам надо было срочно уходить и нести тяжести на себе мы не могли физически.
Через горы нас провел чабан Абдурахман Бельтаев, которого за это впоследствии наградили Железным крестом. В пути погибла практически вся группа. Разозленные горцы шли по пятам. Они не знали, где осталось золото и стремились захватить нас. К нашим мы вышли втроем. Напарник впоследствии погиб в Арденнах, работая у Скорцени. Куда делся Бельтаев, не знаю, но он о местонахождении второй пещеры и о том, что мы перенесли богатства не знал…
Зиберт передохнул, внимательно глядя на замершего напротив внука. Встал и подошел к каминной полке. Положил руку на левый подсвечник в виде нимфы с факелом и с усилием повернул фигурку. Плита из малахита над камином со скрипом поползла в сторону. За ней находился небольшой тайник. Пауль вскочил на ноги и вытаращив глаза смотрел. Дед достал тоненькую папку и протянул внуку.
Тот взял ее машинально. Словно во сне снова упал в кресло и открыл. Первой лежала фотография молодого деда в форме майора, а за ней старая карта. Пауль посмотрел на деда и вновь уставился на фото. Не дождавшись вопросов, Герхард Реккерт-Зиберт заговорил:
– Я дам тебе эту старую карту с обозначением пещеры. Ты должен запомнить ее. Везти ее в Чечню не стоит. Фотографию я пересниму и обрежу, чтоб не было видно формы. Ее возьмешь с собой. Мало ли что бывает. Если удастся найти сокровища, золота хватит и тебе и твоим внукам. Я не знаю, жив ли Исрапилов. Судя по советской прессе, его поймали еще в сорок четвертом и расстреляли, но у него было много родственников и они наверняка ищут пещеру. Их стоит опасаться. Карта с точным местоположением сокровищ имеется лишь у меня. Теперь о кладе знаешь ты… – Вздохнув, добавил: – Откажись от поездки. Лучше съездить в Палестину или Афганистан десять раз, чем один раз в Чечню…
Пауль удивленно вскинул голову от последних слов деда и покачал головой:
– От этой поездки зависит моя карьера. Я уже решил ехать и редактору сказал.
Старик помолчал. Затем тихо и с какой-то странной ноткой в голосе произнес:
– У меня странное предчувствие. Надеюсь, что ты вернешься и я еще буду жив…
В самолете до Москвы Пауль, по совету деда, решил почитать Коран и кое-какую мусульманскую литературу, захваченную с собой. Он и сам знал, что ему это может пригодиться. Карту он старательно изучил еще в Гамбурге. Выучил наизусть приметы окрестных гор, о которых вспомнил старый Зиберт. В нагрудном кармане, под задней обложкой записной книжки лежала обрезанная фотография молодого Герхарда Реккерта, его деда.