Горизонты без конца
Шрифт:
– Но на лошадях можно ездить за солью, – попробовал было он защищать лошадей.
– И их можно впрячь в волокушу? – снова вмешалась Овна. – И они потянут столько же груза, сколько волы?
– Н-не знаю…
– Ну вот, видишь. А сколько зерна нужно, чтобы их прокормить! У нас его и так едва хватает на всех едоков. Нет, нам не нужны кони.
– Который год летом выпадает мало дождей. Кормилица разгневалась, – устало вздохнула старшая мать. – А ведь мы щедро смазываем ее жиром, поливаем козьим молоком.
Кормилица – огромная глиняная женщина, которую слепил и обжег лучший гончар племени Барсук, – стояла около ограды стойбища и улыбалась в сторону домов. Как говорили женщины, жила она на облаках и на них облетала земли, напаивая их водой. А кто не знает, что без воды ничего не вырастет? Даже мирным зверям нечего будет есть, и они вымрут. Тогда нечего будет есть и зверям-воинам, и людям. Вот почему так почитают Кормилицу женщины, да и большинство мужчин тоже. Правда, охотники почитают еще бога охоты. Пардус однажды ходил с Фагу к его дереву. Это был огромный дуб, раздвоенный на высоте в два человеческих роста. В стволе его вбиты девять кабаньих челюстей. Кабаны – это слуги бога охоты. Они самые смелые и плодовитые звери леса. Да и едят все: и мясо, и траву, а особенно желуди. Ну а дуб – самое могучее дерево леса – это дом бога охоты. Он кормит своими желудями и листьями многих обитателей леса. Возвращаясь с охоты с добычей, охотники обязательно сжигали часть добычи у корней этого дуба, а челюсти мазали кровью – приносили жертву. Но об этом лучше не говорить матерям: они не любят бога охоты.
– Пардус просто не хочет работать, – выкрикнула маленькая сухонькая Оса, которая то и дело вскакивала со своего места, бегала по хижине, а потом снова садилась. – Он то бродит по лесу, то ловит рыбу, а теперь и рыбу перестал ловить. Племя должно кормить бездельника. А дождей мало, и зерна поле дает все меньше. Охотники вынуждены поливать поле, а не охотиться, и мяса всем не хватает.
– Надо отсюда переселяться, – угрюмо буркнул Пардус. – Странник говорил: есть земли, где много больше воды.
Женщины взволнованно загудели, но поднялась старшая мать – и все умолкли.
– А найдем ли мы на новом месте такую удобную поляну для хижин, как здесь? – сурово спросила она. – И глину, чтобы построить стены?
– Глина везде есть, – упрямо твердил свое Пардус. – Можно выстроить дома из дерева.
Но старшая мать остановила его властным жестом.
– Дети и старики все равно не вынесут переселения, не выживут в шалашах. Многое придется бросить, потому что все с собой не унесешь: и шкуры, и посуду, и рыхтелки.
– Можно сделать хижины на полозьях, как у людей степи. Они все добро возят с собой. Хижины эти тащат лошади.
– А где ты найдешь такую большую поляну, – подскочила Оса, – чтобы и хижины построить, и поле засеять, и сделать загородки для скота?
– Звери-воины съедят весь наш скот, – округлила от ужаса глаза Сова. – И многих людей.
И снова поднялась старшая мать.
– Много поколений племя строило это стойбище. – Она повела рукой вокруг себя. – Здесь растут лен, конопля, чеснок. Здесь много хорошей глины и не так далеко до соляных людей. Пардус молодой и глупый. Теперь слушай: каждый день вместе со всеми ты будешь поливать поле. Потом жать рожь, обмолачивать. Каждый вечер мне скажут, как ты работал. И никакой охоты, никакой рыбалки. А своего коня завтра приведешь на мясо. Охотники поливают поле, им некогда ходить в лес за мясом. Вот. Так решил совет матерей. Иди.
Пардус вышел из хижины, опустив голову. Он знал, что после слов «так решил совет матерей» возражать бесполезно. Страшная кара ждала ослушника. Совсем недавно юноша и девушка умерли, как говорили в племени, прогневив Кормилицу. Юноша хотел жениться на девушке, а ведь каждый знает, что и мужей девушкам выбирают матери. Они не послушались, и утром нашли их за оградой стойбища мертвыми. А Леопард за непослушание расплатился еще хуже. Он постоянно спорил с советом, и Кормилица отобрала у него ум. Теперь он беспрекословно слушается матерей, как домашние усмиренные быки, на охоту больше не ходит. Вообще ума у него хватает только на самую простую тяжелую работу. Вуло тоже не слушался женщин, а каким был ловким, смышленым охотником! Как умел распутывать следы! Совсем как его серый тезка, лучший лесной охотник. Теперь он с утра до вечера таскает на поле кувшинами воду.
Женщины теперь долго будут следить за Пардусом, очень долго, а завтра потребуют Рыжика. Значит, прощай охота в зеленом, прохладном, вольном лесу, прощай, широкая степь. Прощай, Рыжик!
Да, если Пардус ослушается совета, не приведет Рыжика на мясо, придется уходить из племени. Но как Пардус может предать четвероногого друга? Работать, поливать поле – это еще куда ни шло, это он делал все свои тринадцать лет, это все делают. Но он никогда никого не предавал, спасая себя. Значит, прощай, племя! Нужно уходить со Странником, он возьмет Пардуса с собой. Но тогда – прощайте, веселый горбоносый Сайгак, Кот, с которым они охотились в лесу, мудрый Фагу, который знает столько интересного о лесе. Как же быть? Стать домашним быком, только есть, спать и работать? Ну нет, Пардус так жить не сможет. Но тогда как же его родная мать? Пардус вздохнул и пошел за перегородку к матери. Она болела. Лежала на теплых шкурах и пила целебный отвар, который приготовила ей Сова: она лучше всех в племени разбиралась в травах.
– Ты сам виноват, – сурово сказала мать Пардусу. – Никого не слушаешься. Целыми днями пропадаешь у Странника. Вот и получил, чего хотел.
– Я уйду, мама, – перебил ее Пардус. – Со Странником. Хочу посмотреть, как живут другие племена. Может быть, Странник поведет меня туда, где плавят бронзу. Если я принесу серпы и ножи из бронзы, все забудется и меня простят.
Мать долго молчала, а потом встала, стеная, и начала собирать в узелок одежду Пардуса, которую сама же и сшила: две кожаные безрукавки, кожаные штаны, три пары мокасин. А Пардус отбирал оружие: любимые дротики с костяными наконечниками, каменный нож и наконечники для копий из кремня, рога, кости. Подавая ему узелок, мать вздохнула:
– Я знала, что ты уйдешь. Может, так лучше. Я боялась, да и сейчас боюсь, что они дадут тебе дурманящий напиток.
Пардус поцеловал мать в лоб, осторожно выскользнул из хижины и направился к оврагу.
– Я пойду с тобой! – сказал Пардус Страннику, едва добрался до его костра.
– Тогда надо уходить немедленно, – спокойно ответил Странник, вороша угли в костре. Искры весело заплясали в густой темени.
Еще до рассвета Странник уложил в суму шкуры, соль, вяленое мясо и лепешки, оседлал Черногривку, взял в повод Серого, а Пардус сел на своего Рыжика. Скрытые утренним туманом, они до восхода солнца были уже далеко в степи и ехали, пока солнечные лучи не начали падать почти отвесно. У степной речушки расседлали коней и, спутав им ноги, отпустили пастись. В кустах разожгли костер, подогрели мясо и перекусили мясом с лепешками, запивая их теплой водой, пахнущей болотом.
– А теперь спать, – сказал Странник. – Привыкай спать днем. Ночью будем ехать. Конечно, клыкастые охотятся по ночам, но… лучше клыкастые, чем степные люди. Дней через пять встретим людей Тигра. Тогда можно не бояться ни клыкастых, ни людей.
Все меньше и меньше деревьев попадалось им в пути. Зато травы здесь были такими густыми и высокими, что иногда головы всадников поднимались над ароматным разнотравьем. Время от времени Странник выезжал на вершину какого-нибудь пологого холма и внимательно осматривался, сверяя дорогу с одному ему известными приметами.