Горизонты нашей мечты
Шрифт:
— Все, приехали…
Чувствуя, как привычный мир с грохотом рушится вокруг него, Вакай добрел до кресла и тяжело в него опустился. Сири ему нравилась — своей непосредственностью, живостью, удивительно сочетающейся с некоторой неуклюжестью, временами прорезающейся серьезностью… Хотя и простая лаборантка при кафедре, пошедшая работать сразу после школы, временами она демонстрировала проблески недюжинного, пусть и не отшлифованного ума, и Вакай всерьез подумывал, чтобы заставить-таки ее поступить в университет. Он мог бы позаниматься с ней, чтобы она набрала высокие баллы на экзаменах и получила стипендию. И она так трогательно заботилась о нем — приносила чай, когда он сидел за своим терминалом, погруженный в работу, следила, чтобы он застегивал куртку перед тем, как уйти в промозглую зимнюю сырость, дарила мелкие подарки по праздникам… Иногда она даже заходила вечерами в его холостяцкую квартиру, чтобы приготовить поесть. Он ни разу не пытался переспать с ней, а она никогда и не думала проявлять инициативу. Девочка, играющая в заботливую жену — вот что она такое.
И она — чоки? Вернее, искин?
Девушка опустилась на краешек кресла, в котором до того сидела Цукка. Ее поза выглядела напряженной — спина прямая, стиснутые в кулачки руки лежат на сдвинутых коленях, глаза виновато опущены.
— Господин Вакай, — тихо сказала она. — Если ты не хочешь меня видеть… Я пойму. Тебе поможет освоиться кто-нибудь другой.
— Нет-нет, что ты! — поспешно откликнулся математик. — Я не испытываю к тебе никаких плохих чувств. Просто я слегка ошеломлен. Мне нужно прийти в себя.
— Я понимаю. Скажи, не хочешь ли ты переместиться куда-нибудь в другое место? Может, тебе здесь неуютно?
— Переместиться… Это сложно?
— Нет. Господин Вакай, в первую очередь тебе следует осознать, что твое тело — на самом деле вовсе не тело. Твоя проекция — анимированная кукла, дистанционно управляемая твоим разумом и совмещенная с точкой восприятия окружающего мира. Кукла может существовать сама по себе, а точка восприятия — сама по себе. Процесс "перемещения" на самом деле сводится к тому, что ты выключаешь их в одном месте и включаешь в другом. Как с телекамерами — ты можешь выключить одну и включить другую, в ином месте. Все происходит мгновенно. Тебе придется лишь привыкнуть к моментам полной утраты ощущений между переключениями. Насколько я понимаю, люди тяжело их переносят.
— И… где я могу… включить новую проекцию?
— Где угодно. Хоть в другой галактике. Если точка восприятия сформируется в среде с экстремальными условиями, система фильтров автоматически отсечет неприятные для тебя ощущения или преобразует их в допустимые.
— В другой галактике… — Вакай потер подбородок. — А что насчет скорости света?
— Она не является существенным ограничением по отношению к фантомной машинерии. Технология гиперсвязи позволяет практически мгновенно передавать сигнал на произвольные расстояния. Задержка сигнала по времени есть, но невелика — десятки миллисекунды на световой год. Хотя на расстояниях, когда задержка начинает измеряться секундами, обычно неподалеку от точки восприятия формируется новый носитель разума — точка концентрации сознания. Среди Старших Демиургов такой прием широко используется, но он требует умения разделять сознание на несколько полуавтономных частей. Возможно, со временем такому научишься и ты.
— По какому принципу действует гиперсвязь?
— Я ожидала, что ты спросишь. Я подготовила несколько документов с вводной теорией, рассчитанной на твой уровень. Но даже самые основы — около тридцати страниц теорем и лемм. И сначала тебе потребуется освоить работу с системой связи и кольцами памяти. Все-таки, господин Вакай, ты не хочешь переместиться в более комфортную обстановку?
Вакай задумчиво посмотрел на Сири. Она все так же напряженно сидела на краю кресла, стиснув кулачки. Будь она человеком, ее поза неоспоримо свидетельствовала бы о сильном волнении и смущении. Но она сама сказала, что не обладает эмоциями. Следовательно, это наигрыш — как чоки запрограммированы имитировать человеческое поведение. Ее истинное состояние ему недоступно.
Однако же она изображает чувства, призванные снять его стресс и вызвать доверие. И она почти два года находилась рядом — а он не раз поворачивался к ней спиной, и в прямом, и в переносном смысле. Если бы она держала в уме что-то плохое, то давно бы реализовала свои планы.
Вряд ли она желает ему зла. Да и кому нужен тихий кабинетный ученый и преподаватель, пусть и сильный девиант? Не та он личность, чтобы устраивать против него заговор с участием фигуры, подобной Цукке Касарий. Значит, следует просто расслабиться и попытаться получить удовольствие.
— Сири, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал от нервного напряжения, — я просто не знаю, как мне себя с тобой вести. Ты простишь меня, если я случайно скажу или сделаю что-то не то?
— Да, господин Вакай. Разумеется. Ты не можешь оскорбить меня, так что не надо держаться так скованно. И я все та же Сири, которая столько времени провела рядом с тобой. Я ничуть не изменилась.
— Хорошо. Тогда — без формальностей. Договорились?
— Да, Вакай.
— Я бы действительно предпочел переместиться куда-нибудь в более привычную обстановку. Как насчет моей квартиры?
— Выполняю.
Мир вокруг мигнул, и после тошнотворного ощущения мгновенной смерти вспыхнул снова. Вакай на ватных ногах стоял посреди своей прихожей, и Сири заботливо поддерживала его под руку. Она помогла ему разуться и подняться на высокий пол, подвела к креслу в гостиной и усадила в него.
— Я приготовлю чай, — сказала она и ушла на кухню, загремев там посудой.
Математик молча уставился на висящую на стене электронную картину, свою любимую: цветущая весенняя степь, несущаяся по ней карета, запряженная четверкой лошадей, и выглядывающее из окна девичье лицо. Она всегда помогала ему расслабляться и успокаивать мысли. Из кресла он не мог видеть мелкую подпись художника в правом нижнем углу, но он знал, что там написано: "Май Куданно, 858 г." А ведь если он сейчас обрел новые возможности, то и с автором, наверное, удастся познакомиться. Если он жив, разумеется. Нужно переспросить у Типи, можно ли найти человека только по имени, а то и творческому псевдониму. Он ведь малоизвестен — в Сети нашлись упоминания только о паре десятков картин в музеях, да еще примерно о стольки же — в частных коллекциях. Наверняка он скромный застенчивый парень, стесняющийся известности и не любящий себя рекламировать, примерно как сам Вакай, и на контакт с поклонниками идет с неохотой.
Но все поиски потом. Пока что нужно понять, как жить дальше. Значит, Демиург? Бессмертный, всемогущий и все такое? А хоть кто-нибудь поинтересовался — оно ему надо?
Тот же день Текиры. Млечный Путь, звездная система HD 2589963, контролируемая площадка № 0000004420
В сгущающихся сумерках ярко-медное закатное небо светилось, словно начищенное патентованным чистящим суперсредством. Вверх по скалам уже поползли вереницы светящихся ночных цветов, переливаясь радугой оттенков. Цветная пыль кружилась в воздухе под порывами ветра, складываясь в причудливые психоделические вихри. Остара, впрочем, смотрел на открывавшуюся перед ним картину безо всякого энтузиазма. В груди словно засел большой каменный жук: холодный и тяжелый, неподвижный, но изредка начинающий трепыхаться по одному ему ведомой причине. На этой планете — как ее?.. а, Тораэлла! — он провел всего пару недель, но она успела надоесть ему хуже директора следственного отдела — в той, прошлой жизни. Вероятно, больше недели он и здесь не выдержит.
Он смотрел вниз со скалы, в разгорающееся неоновое сияние ночной жизни, и старался не думать, что царящая на планете пятикратная гравитация прежнего его не выпустила бы из инвалидного кресла и довела бы до инфаркта за несколько дней, а то и часов. Что огромное давление атмосферы расплющило бы его не хуже гравитации. Что ласковый ветерок, нежно треплющий его волосы, на самом деле — ураган, летящий со скоростью двести пятьдесят верст в час и несущий в себе прелестные химические соединения, способные убить любую текирскую биоформу за считанные секунды. Да и "ласковый" он лишь потому, что его нынешнее тело — на самом деле и не тело даже, а что-то вроде солнечного зайчика, и воспринимает минус пятьдесят восемь градусов так же, как на Текире он воспринимал плюс двадцать. Конечно, у живых мертвецов есть и свои преимущества, но все они не отменяют простого факта: они — мертвецы. Полные, окончательные и безнадежные.