Горизонты оружия

Времена изменились. Раньше классические произведения фантастики считались (справедливо или нет — другой вопрос) «литературой бластеров и звездолетов». Сейчас (тоже не совсем справедливо) — скорее уж «литературой меча и магии». Причем мечи — ну, и другое оружие из числа холодного — регулярно наличествуют, даже когда магии нет и в помине. По-видимому, поздний рыцарский роман, один из краеугольных камней, на которых возведено здание фэнтези, сумел распространить свое влияние и на смежные жанры, так что в доспехи своих героев фантасты теперь облачают куда чаще, чем в скафандры. И инерция «жанра холодного оружия» такова, что персонажи многих не вполне фэнтезийных романов продолжают махать клинком и натягивать арбалет даже стоя на танковой

Это порой раздражает, порой, наоборот, порождает интереснейшие творческие комбинации — не в том суть. Как уже было сказано, давно миновали времена, когда фантастов могли попрекнуть за несоответствие их разработок постулатам официальной науки (а ведь оружиеведенье — тоже научная область!). Но все-таки никто не отменял вот какой постулат: для того, чтобы творимый мир выглядел ПО-НАСТОЯЩЕМУ гармонично, автору требуется четкое понимание того, как работают все его «внутренние механизмы».

И если уж вышло так, что оружейный мотив сейчас звучит столь громко, зачастую определяя тональность романа, — значит, самое время обратить на него особое внимание. Чему и служит эта статья, первая из готовящегося цикла.

Итак, Клинки звенят, и танки наши быстры (Ликбез для читателей и писателей современной фантастики)!

Какое оружие милее всего нашим фантастам? Правильно. Прямое, длинное и, желательно, обоюдоострое. Во всяком случае — для положительных персонажей. Кривыми ятаганами пусть сражаются их противники вроде орков. Можно бы порассуждать о том, что такой выбор «любимого клинка» словно бы спроецировался на литературный стиль: типичный фантастический роман сейчас тоже весьма длинен и, скажем так, зачастую прямолинеен. Но, к счастью, это касается не всех книг и не всех авторов.

Итак, классическим вариантом оружия-для-положительного-героя является меч. Довольно часто — двуручный (снова ассоциация с «типовым» фэнтезийным романом, который слишком часто не только длинен, но и тяжел, причем среднестатистический автор творит свои опусы явно двумя руками одновременно — с упором на левую…). Однако двуручник — штука настолько непростая, что к этой разновидности и воину, и писателю следует подступаться лишь после очень серьезной подготовки. Не будем обрушивать весь объем технических подробностей на читателя, во всяком случае — сразу. Одноручных клинков в «романах меча и магии» тоже предостаточно, но и с ними далеко не все так просто. Даже если ограничиться эпохой расцвета рыцарства (т. е. позднесредневековой Европой) — все равно налицо весьма широкий выбор мечей и способов владения ими. Кавалерийские, боевые и турнирные, «городские», большие и малые пехотные, «меч ландскнехта» (един этак в пяти лицах), «меч рондашера» (это уже, впрочем, д'артаньяновские времена)… А ведь многие авторы погружают нас, например, в миры, «списанные» с эпохи викингов, когда мечевое действо выглядело совсем иначе. Да и погружение в параллельные миры античного образца сейчас в моду вошло, не говоря уже о «родных» вариантах, базирующихся на русском средневековье. А так же не говоря о том, что клинок в правой руке почти всегда предполагает некое дополнительное оружие и в левой (какое именно — зависит от экипировки «ожидаемого противника»), причем стиль боя часто диктует именно оно. Фехтовальный «кулачный» щит не тяжелее кинжала, но в схватке с алебардщиком он, мягко говоря, малоэффективен; а тот, который эффективен, будет весить без малого пуд — и хотя бы только поэтому определит темп схватки, предшествующего марш-броска и т. п.

Так что давайте вернемся к одноручному мечу попозже, уже слегка подготовившись: очень уж многолик и изменчив этот персонаж. А в этой части для начала рассмотрим пару его производных, которые в последнее время стали частыми гостями фантастических текстов, причем, отрадно заметить, именно у наших авторов (западные «коллеги» обычно вручают своим героям какой-нибудь недифференцированный sword, после чего считают свой долг перед ними — и перед читателями — выполненным).

«Не стальные» в данном случае означает — бронзовые. Ничего, в пределах допустимого: перенос на этот нетрадиционный материал палаш выдерживает куда лучше, чем сабля.

У археологов существует традиция называть палашом любой достаточно длинный клинок с односторонней заточкой. Коллекционеры оружия обычно не различают палаш и боевую шпагу: у обоих, как правило, сложные гарды круговой защиты и широкие колюще-рубящие клинки. С точки же зрения оружиеведов и «коллекционная», и «археологическая» концепции не совсем верны. Но сначала посмотрим, чем считают палаш фантасты.

Как ни странно, почти всегда герои фантастических романов орудуют палашами в пешем строю. У Лукьяненко это скорее полицейское оружие, которым пользуются не бог весть какие виртуозы. Примерно такова же функция палаша (правда, уже стального) в «Нам здесь жить» Олди и Валентинова: там он скорее даже символ, деталь мундира службы охраны порядка, так что окружающие весьма изумлены, когда один из героев начинает этим «символом» тоже не слишком виртуозно, но эффективно рубиться. Да, в истории палаша были периоды, когда он, в общем, именно так и использовался. Зато, например, в «Пасынках восьмой заповеди» все тех же Олди палаш — как раз пехотная шпага для виртуозного боя, коронное оружие настоящего мастера. А вот это — вряд ли!

Однолезвийные клинки появились давно, но типичный палаш — опять-таки оружие скорее постсредневековое. «Растет» он из двух корней — причем и в самом деле более-менее тех же, что примерно в это же время породили шпагу. Однако все-таки палаш и шпага — продукты «параллельной эволюции».

Первый его (их!) предок — несколько трансформировавшийся длинный меч: оружие универсальное, колюще-рубящее, пригодное и для конного, и для пешего боя. Чаще всего — «благородное». И, безусловно, основное. Второй предок, наоборот, родом из вспомогательных клинков ландскнехтов и подобной им пехоты. Это оружие ненамного длиннее большого кинжала; из ножен его выхватывают в страшной круговерти ближней даже не схватки, а прямо-таки резни, когда неприменимо оказывается основное вооружение — длинная пика, алебарда, двуручный меч… В таких условиях — не до благородного фехтования, но именно поэтому очень кстати приходится сложная гарда круговой защиты, надежно прикрывающая руку (к тому же часто лишенную латной перчатки: ландскнехту она не всегда по средствам).

Родившиеся от этого неравного, но законного «брака» палаш и шпага обладают некоторыми чертами фамильного сходства, однако и различий между ними хватает: она виртуозно-аристократична, а он по-солдафонски грубоват, зато более прост в обращении, хотя и не прощает слабость.

В эпоху формирования первых регулярных армий «массовые» доспехи претерпевают определенный регресс, становясь если и не легче (скорее наоборот: надо было держать пулевые удары!), то проще. Эта же тенденция коснулась и личной воинской подготовки, и оружия рядового воина.

Когда место рыцарей занимают рейтары — это значит, что принципом элитарности пришлось поступиться в пользу массовости. Рейтарский палаш — оружие очень серьезное, но орудуют им скорее рубаки, чем фехтовальщики. Эта «врожденная особенность» (простое в изготовлении и применении оружие воинской практики) так и осталась с палашом на весь срок его существования. Правда, иногда тут возникала любопытная «вилка».

В ряде случаев такие рубаки воспринимались скорее не как «солдатня», а как «фронтовики». Т. е. люди, возможно, и не владеющие особо изощренной техникой боя, но к этому самому бою привычные, не в пример всяким там светским хлыщам. В таких случаях палаш на боку (вариант — при седле) воспринимался как антитеза «городской» шпажонке или, в Восточной Европе, парадной сабле. И оружие, и социально-культурный знак. Таков он был у немецких рейтар, у «железнобоких» Кромвеля, у ветеранов тяжелой кавалерии Венгрии и Польши… Да, по социальному статусу все они, главным образом, дворяне — но дворянство дворянству рознь. Во всяком случае, от аристократических манер и придворной жизни обладатели палашей как бы дистанцируются, иногда — нарочито.