Горизонты внутри нас
Шрифт:
— Ифи, я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня…
— Моя жизнь подобна дурному сну, который никогда не кончается. Разве ты не видишь тоски в моих глазах? Ты, и только ты скрашиваешь мне жизнь. Я могу вытерпеть все, лишь бы бывать с тобой, хотя бы изредка.
— Но ведь это может плохо кончиться…
— Да, может…
Они шли в молчании какое-то время. Потом замедлили шаг. Ифейинва взяла Омово за руку, и он с радостью ощутил жар ее пальцев. Мир для него стал преображаться. Омово взглянул на нее и заметил, что она распустила волосы, а на голову накинула голубой шарф.
— Ты понимаешь, что мы с тобой — две заблудшие души?
— Омово, почему ты всегда говоришь такие вещи?
— Не знаю, — ответил он после паузы. — Просто в уме рождается мысль, и я ее высказываю.
— Почему бы нам не поехать как-нибудь вдвоем на взморье? Знаешь, однажды мне приснилось, что мы с тобой бродим по берегу, ну совсем как в кино…
Налетел порыв ветра, и они снова умолкли.
— Ифи, это невыносимо. Пожалуйста, не предавайся таким мечтам. Жизнь сокрушает мечты. Ты же знаешь, что такого не может быть. Ты же знаешь. Это невыносимо.
— Да, да… И вообще я боюсь воды.
— Не умеешь плавать?
— Умею, но боюсь воды. Не знаю почему.
Внезапно Омово остановился и повернулся к ней.
В полутьме она была трогательно прекрасна, как ребенок. Слабый свет из окон дома напротив коснулся ее лица. Она чуть заметно улыбалась. Другая половина лица была не видна, ее скрывала мягкая темнота. Омово подумал: «Никогда прежде я не испытывал ничего подобного. Что со мной? Я просто счастлив. Но почему, почему мы должны прятаться?»
Он стоял подле нее, стараясь сдержать охватившее его желание. Его черты утратили обычную напряженность, глаза горели. Но тут он вспомнил ее мужа и тотчас повернулся, чтобы продолжить путь. Неожиданно Ифейинва обвила руками его шею и прильнула губами к его губам. Исчезла вселенная, остановилось время. Она целовала его так, словно желала горячими губами вобрать всего его в себя. Потом Ифейинва уткнулась лицом в его плечо и заплакала. Ему самому хотелось плакать.
— Омово, я принесу тебе только печаль. Никогда прежде я не была так счастлива, но я знаю, знаю — случится что-то очень плохое.
— Мне раньше, до встречи с тобой, было грустно, а сейчас я счастлив. И очень боюсь потерять это счастье.
Они пошли дальше. У них было такое чувство, будто все, что сейчас происходит, происходит во сне и вовсе не с ними, а с кем-то другим. Где-то в самой глубине своего существа они ощущали яркое сияние. Омово казалось, будто вся его жизнь заключена в этом вездесущем сиянии, которое он нес в себе. В душе у него звучали прекрасные, таинственные мелодии. Потом в его сознании неожиданно возник образ двух маленьких черных пташек, стоящих по разные стороны весело журчащей, отливающей серебряным блеском речушки, наслаждаясь ее сладкозвучным бормотанием. Мелодии, порожденные его воображением, становились все тише и тише, пока не смолкли совсем. Видение внезапно исчезло. Он был спокоен, мысль работала с восхитительной ясностью. Он чувствовал, что взгляд его способен преодолеть пространство, вырваться за пределы тускло освещенных приземистых бунгало, проникнуть сквозь сумрачное сияние свечи в одинокой лачуге, сквозь темную крону высоких молчаливых деревьев в таинственную мглу окутывающего их чернильно-черного покрывала, а может быть, и еще дальше — сквозь самое небо.
Ифейинва вдруг заговорила так, словно каждое произносимое ею слово было частицей ее души:
— Я страшусь себя и того, что могу сотворить. Знаешь, порой мне снится, будто я убила мужа. У нас есть острый кухонный нож, которым я режу мясо. Так вот, Однажды мне приснилось, будто этим ножом я перерезала ему горло. Утром я проснулась в смертельном испуге. Я боюсь себя. Честное слово, боюсь.
В ее тоне сквозили отчаяние и безысходность, тем более встревожившие его, что они глубоко укоренились в ее сознании, и он при всем желании не смог бы ничего поделать. Он прижал ее к груди, провел пальцами по ее лицу. Он стал напевать песенку, весело приплясывая в такт, и она невольно улыбнулась. Но этот внезапный порыв веселья прошел. Наступило долгое молчание.
— Знаешь, ты была права.
— А что я сказала?
— Ты сказала: «Все мы здесь чужаки». Братья поняли это и потому покинули отчий дом. Я в полном смятении. Вчера отец при виде меня убежал к себе в комнату. У него в руках были какие-то письма. У отца тоже такой печальный, такой потерянный вид. Все в доме идет наперекосяк.
Они поравнялись с миловидной девушкой, продававшей акару, жареную рыбу и жареный подорожник. Ифейинва остановилась и спросила, не хочет ли он съесть акары.
— Хочу, — улыбнулся он. — Давай купим и акары, и додо, и рыбы. У меня есть при себе деньги.
— Пустяки! У меня тоже есть деньги.
Она купила рыбы, акары и додо. Они шли, угощаясь на ходу из одного пакетика. Однажды она сама положила додо ему в рот. Они весело рассмеялись. Когда все было съедено, они купили в лавке две бутылочки лимонада, которые тут же на месте и выпили. С заговорщическим видом они поглядывали друг на друга и улыбались. Потом снова шли, пока не очутились у неглубокого оврага, где дорога пошла под уклон. Ифейинва побежала вниз по склону, а он помчался за ней вдогонку. Едва переводя дыхание, они взбежали вверх по противоположному склону оврага. Глаза у нее задорно сияли, грудь вздымалась. Они молчали, в странном волнении глядя друг на друга.
Неподалеку от того места, где они оказались, на площадке под открытым небом шло какое-то торжество. Вокруг площадки в землю были врыты столбы, на которых горели электрические лампочки, тут же стоял переносной генератор, на случай, если опять отключат электричество. Это был веселый и красочный праздник народа йоруба. Несколько человек в агбадах танцевали в центре площадки под аккомпанемент усердных музыкантов.
— Пойдем к ним, — предложил Омово.
Ифейинва весело подхватила:
— Пойдем.
Но Омово передумал:
— Нет. Лучше не надо. Там может оказаться кто-нибудь из нашего компаунда.
Ифейинва ничего не ответила. Они пошли дальше и пришли к огромному темному дереву. Под сенью его они снова целовались, осыпая друг друга ласками. Ифейинва снова плакала. Плакала от счастья.
— Я никогда прежде никого не любила.
Омово уткнулся лицом в ее густые пушистые волосы и ничего не ответил. Время шло. Они продолжали стоять под деревом. Ифейинва пошарила в кармане и что-то достала. Это было кольцо, сплетенное из тонкой проволоки в голубой оплетке. Она протянула кольцо Омово. Тот долго разглядывал его, поворачивая на ладони.